Спальня оказалась под стать дому — огромная, роскошная. Высокая застекленная дверь выходила на балкон, откуда открывался изумительный вид на окрестности. Стены просторной ванной были отделаны зеркалами. Клэр хмуро уставилась на череду своих отражений. Замарашка, да и только! Хотя что тут удивительного — после аварии и после того, как ей пришлось выбираться из разбитой машины и какой-то жуткой ямы!
Вернувшись в спальню, она вытащила из сумочки продолговатый конверт и присела на край кровати, чтобы снова взглянуть на фотографию. Запечатленная на ней юная пара буквально излучала безмятежное счастье. Молодой человек нежно обнимал девушку за плечи. Золотые локоны и молочно-белая кожа хрупкой англичанки контрастировали со смуглой кожей и черными волосами стройного грека. Обоим только-только исполнилось двадцать.
Клэр наткнулась на эту фотографию совершенно случайно, в пятнадцать лет, дождливым вечером разбираясь от нечего делать на чердаке. Когда же вслед за снимком из конверта выпало свидетельство о браке, привычный и незыблемый мир ее детства перевернулся с ног на голову. Сбивчивые, неохотные объяснения припертой к стенке матери лишь довершили смятение девушки.
Оказывается, мать и Никос Стефанидес познакомились студентами в Кембридже и влюбились друг друга. Зная, что ни то, ни другое семейство не одобрят подобного союза, они поженились тайно, решив сначала получить степень, а уж потом поставить родителей перед фактом. Однако беременность Джейн все изменила. Никос решил немедленно сообщить о браке родителям, но погиб в авиакатастрофе по дороге домой.
А через два месяца, так и не открыв родителям всей правды, Джейн вышла замуж за Питера Уоллеса, который давно за ней ухаживал. Разумеется, никто из знакомых не сомневался: отцом девочки, появившейся на свет так скоро после свадьбы, является Питер.
Сидя здесь, на кровати в доме, который, возможно, принадлежит семье ее отца, Клэр вновь переживала ту давнюю сцену. Как же она страдала! Хотя лицом девушка ничуть не напоминала Питера Уоллеса, цвет волос у нее был такой же, поэтому она в жизни не догадалась бы, что он не родной ее отец.
В ответ на вопрос, почему мать ни разу даже не попыталась связаться с родителями погибшего жениха, та криво усмехнулась и призналась, что ей ровным счетом ничего о них не известно. Лишь то, что они живут где-то в Домокосе. Это именно их, а не ее уведомили о произошедшей трагедии. Сама Джейн узнала о ней из газет.
— Ужасное было время, — содрогаясь от мучительных воспоминаний, сказала она. — Я не знала, что делать, как жить дальше. Если бы не твой отец…
— Но ведь на самом деле он мне не отец, — тусклым голосом прервала ее Клэр.
— Только биологически. А во всем остальном он тебе самый настоящий отец. Он дал тебе свое имя, обеспечил нам обеим безбедную жизнь, кров над головой. Он хороший человек. Самый лучший на свете. — В голосе Джейн звучала нежность. — И я очень его люблю.
— Но не так, как любила Никоса, да? Джейн печально улыбнулась.
— Ни одна любовь не похожа на другую. Нельзя два раза любить одинаково. С Никосом все было как в волшебном сне, но кто скажет, сколько бы продлился этот сон? — Во взгляде ее появилась нерешительность. — Возможно, это чересчур, но могу ли я просить, чтобы все осталось между нами? Питер любит тебя как родное дитя. Он ужасно расстроится, если узнает, что я тебе все рассказала.
Клэр тоже любила Питера и твердо решила, что ни сейчас, ни потом не даст ему повода заподозрить, что знает правду своего рождения. Однако правда эта была не такова, чтобы от нее отмахнуться или предать забвению. Много лет девушка тешила себя мыслью, как в один прекрасный день приедет в Грецию и найдет семью своего отца. И вот она почти у цели…
Только как выяснить, те ли это Стефанидесы, которых она ищет? Проще всего спросить напрямую. Но Клэр отчего-то не хотелось открывать карты.
Стук в дверь возвестил о том, что прибыли ее вещи. Алекос на ломаном английском сообщил, что ужин подадут в половине десятого, но «господин» пригласил ее присоединиться ко всей семье на террасе в девять.
Клэр вежливо поблагодарила, но в ответ удостоилась лишь неприязненного кивка. Алекос уже успел невзлюбить англичанку. Наверняка он всецело на стороне Элеаны. Да и остальная прислуга, вероятно, тоже, хотя Агати никак этого не проявляла.
То ли это последствие того самого шока, о котором упоминал Маркос, то ли просто потому, что она почти день провела за рулем, но на девушку вдруг навалилась необоримая усталость. Заснуть вряд ли удастся, но полежать все-таки надо, решила Клэр. Неприлично будет клевать носом за столом.
Сняв юбку и блузку, она раскинулась на шелковом покрывале, рассеянно наблюдая, как вращаются тени от лопастей вентилятора. Куда уютнее, чем современные кондиционеры. Тихое гудение успокаивало, навевало дремоту.
Маркос сказал, что Элеана его младшая сестра. А еще братья или сестры у него есть? Раз он хозяин дома, значит, отец его уже умер. Но мать, возможно, жива. Если выяснится, что эти Стефанидесы — родня ее отца, то они с Маркосом окажутся родственниками. Странно, но эта мысль Клэр совсем не обрадовала.
Когда она проснулась, уже начало смеркаться. Бросив испуганный взгляд на часы, девушка с облегчением убедилась: до назначенного срока еще целых полчаса.
Сон освежил ее, а после бодрящего душа Клэр почувствовала себя совсем как новенькая. Однако ни сон, ни душ не могли унять ее волнения. Сегодня за ужином она непременно упомянет имя своего отца и посмотрит, как они на него среагируют. Ей необходимо, просто необходимо узнать наконец правду о человеке, благодаря которому она появилась на свет!
Собираясь в дорогу, Клэр предусмотрительно прихватила с собой одежду на все случаи жизни, так что затруднений с тем, что надеть, не испытывала. Для сегодняшнего вечера она выбрала платье темно-медового цвета, облегающее ее стройную фигуру до бедер, а потом спадающее мягкими складками к коленям. К нему очень шли изящные золотистые босоножки на высоком каблучке.
Пара взмахов черной тушью по ресницам, быстрый мазок губной помады — и Клэр готова. Укладывать волосы в сложную прическу времени не хватило, так что девушка просто распустила их по плечам. Густые, волнистые, они составляли проклятие всей ее жизни, когда дело доходило до того, чтобы причесать или высушить их после ванны. Но смотрелись, надо признать, весьма эффектно, и ей не хватало духу остричь их покороче.
К тому времени, когда она появилась на террасе, ночь уже вступила в свои права. Фонари бросали мягкие отсветы на лица собравшихся — трех женщин, в чертах которых проглядывало несомненное фамильное сходство, и двух мужчин.
