Взгляд той девочки преследовал Кэтрин весь день. От рождественской песни «Радость миру» до шока, оттого что тебя заставили замолчать. Она чувствовала, какой стыд испытала девочка, и остаток дня не могла сосредоточиться на своем проекте — сборе материала о каменных ангелах и горгульях на зданиях Манхэттена. Она не могла дождаться, когда наконец можно будет уйти домой и оставить этот день позади.
В пять тридцать Кэтрин закрыла офис и направилась к метро. Она жила в Челси. Расположенная к западу от Шестой авеню, между Четырнадцатой и Двадцать третьей стрит, эта часть города отличалась индивидуальностью. Восьмая авеню была веселой: окна магазинов и ресторанов украшены гирляндами из красных перцев, Санта в санях, которые тащат восемь фламинго, свечи в виде Гринча и Бетти Лу Ху. На боковых улицах, сохранивших дух девятнадцатого века, преобладали дома в стиле итальянского и греческого Возрождения; они были отодвинуты вглубь от тротуара, а их дворики окружены изысканными коваными решетками, залитыми светом газовых ламп.
Некоторые жители украсили свои дома к празднику так, будто Челси все еще был частью поместья Клемента Кларка Мура, автора «Визита Святого Николая»: английским падубом, лавром и хвойными гирляндами, венками Деллы Роббиа, красными лентами и золотыми и серебряными шариками. Но все это было сделано в сдержанной манере, так что если бы вы не хотели этого заметить, то и не заметили бы.
Выйдя из поезда на углу Двадцать третьей стрит и Восьмой авеню, Кэтрин вздохнула с облегчением. Невысокие здания позволяли видеть небо. Воздух был холодный, кристально чистый и такой сухой, что было больно дышать. На ней были элегантные ботинки и короткое черное шерстяное пальто; ее колени и пальцы на ногах замерзли, пока она спешила домой через Западную Двадцать вторую стрит.
На Девятой авеню она свернула на север. Продавец рождественских деревьев снова приехал — она ненадолго остановилась, увидев его там. Ее сердце бешено забилось. Она решила перейти на другую сторону улицы, чтобы не встретиться с ним глазами.
В прошлом году она стала свидетелем сцены с его сыном и сомневалась, что он вернется. Но он вернулся и теперь расставлял свои ели и сосны, от которых исходил аромат горного леса. Деревья растянулись на четверть квартала вниз к маленьким магазинам — торговца антикварными книгами, двух дизайнеров авангардной одежды, торговца цветами, новой пекарне и шляпному магазину «У Лиз».
С блестящим чувством оригинального, возможным только в Челси, Лиззи продавала шляпы, которые шила сама, наряду с редкими поэтическими изданиями и старинными чайными сервизами. Когда у нее было хорошее настроение, она накрывала стол из красного дерева фарфором «Спод и Веджвуд» и угощала чаем каждого, кто к ней заходил Кэтрин так занервничала, увидев того мужчину, что метнулась к двери Лиззи, чтобы нырнуть внутрь. Магазин был освещен теплым светом ламп с шелковыми абажурами, но дверь была закрыта — Лиззи и Люси уже ушли.
— Сегодня она рано закрыла, ушла вместе с маленькой девочкой, — сказал продавец деревьев, облокотясь на временную подставку из необработанных еловых досок, на которой лежали многочисленные венки, букеты и гирлянды. — Я спросил у нее, не в оперу ли она собралась, так красиво она выглядела в своей черной бархатной шляпе с павлиньим пером, или, может, в Ирландский театр? — Он кивнул в сторону Двадцать второй стрит, где находился театр.
— Хм, — промямлила Кэтрин (ее ладони вспотели в перчатках), желая поскорее уйти.
— Она заявила, что идет «на банкет».
Кэтрин сдержала улыбку. Именно так и сказала бы Лиззи.
— Но думаю, если бы она была здесь, — продолжал он с ирландским акцентом, выпуская клубы пара и топая ногами, чтобы согреться, — она бы посоветовала вам купить у меня свежее рождественское дерево из Новой Шотландии и венок для вашей двери. Я вижу, как вы каждый день проходите мимо, и вы кажетесь мне человеком, которому понравится белая елочка…
Мужчина был высок, с широкими плечами под толстой курткой. Даже в темноте она заметила, что в его светло-каштановых волосах с прошлого года прибавилось седины. Он грел руки над керосиновой горелкой; он подошел ближе к Кэтрин, но, помня о произошедшем год назад, она резко отклонилась.
— Я не хочу белую ель, — ответила Кэтрин.
— Нет? Тогда, может быть, голубую…
— Никакую. — У нее болела голова после того эпизода в вестибюле, и она просто хотела попасть домой.
— Вы только посмотрите на иголки, — сказал он, поглаживая ветку одной рукой. — Они свежие, как в тот день, когда деревья были срезаны… они никогда не опадут. Видите, как они блестят? Это от соленого ветра с острова Кейп-Бретон… вы знаете, говорят, что звездный свет застревает в ветках и…
Он замолчал посреди фразы, как будто забыл, что хотел сказать, или передумал рекламировать товар. Кэтрин помнила, что прежде его голубые глаза сияли, когда он продавал деревья, — теперь они были тусклыми, как лежалый снег. На мгновение они удержали ее взгляд, затем опустились. Она почувствовала биение собственного сердца, но пыталась сохранить безразличное выражение лица, чтобы не дать ему прочитать свои мысли.
— Все равно спасибо, — сказала она, удаляясь.
Весь путь до дома Кэтрин испытывала ужасную неловкость. Она все еще была расстроена из-за маленькой девочки, а теперь придется смириться с тем фактом, что продавец деревьев будет ее соседом до Рождества, и, возможно, ей придется сменить маршрут. Ей стало интересно, приехала ли с ним на этот раз его дочь. Она надеялась, что его сын не страдает от холода. Ее нос и кончики пальцев щипало от мороза. Декабрьский ветер дул с Гудзона, и, свернув на Западную Двадцатую стрит, она увидела облака пара вокруг газовых ламп на Кушман-роу.
Несмотря на сильный мороз, она остановилась посмотреть на полутень вокруг одной мерцающей лампы. Шар света, скорее всего, возник из-за влаги, приносимой от реки; как кольцо вокруг луны, он предвещал шторм. Он был похож на призрак. Это вестник, подумала Кэтрин с надеждой, сжимая замерзшие руки.
В Рождество Челси посещали привидения — по крайней мере одну комнату в одном из домов в самом центре Кушман-роу. Как и его соседи — другие кирпичные дома в греческом стиле с высокими ступенями из коричневого камня, небольшими садиками и коваными оградами, — дом, в котором жила Кэтрин, был построен в 1840 году Доном Алонзо Кушманом, другом Клемента Кларка Мура.
Кэтрин остановилась, держась за ограду и разглядывая кирпичный дом — четыре этажа и мансарда с маленькими окошками. В свинцовых переплетах в виде лавровых венков они очень украшали дом, придавали ему очарование. Крошечные окна смотрели в небо. Прохожие часто останавливались, чтобы полюбоваться этими загадочными окошками.
