class="p1">– Мой папа часто шутил, что в Сиднее замечательно теплые зимы.
– Я его понимаю. Зимы в Бостоне очень холодные.
– Да, я помню. Но, честно говоря, все дело было в том, что мама очень скучала по родине. Вся ее семья живет здесь. Но когда папа был жив, мы каждый год ездили в Бостон, чтобы навестить его родителей.
Ей не хотелось рассказывать ему о том, что бабушка и дедушка не простили ее мать за то, что она разлучила их с сыном. К тому же они никогда не относились к ней, как к родной внучке. Они не считали ее настоящей дочерью ее отца. Но ее отец не разделял их взглядов. Он звал ее «дорогая дочурка», сокращенно ДД.
И поэтому ей было особенно больно, когда в тринадцать лет она узнала, что была удочерена. Ей нужен был сертификат о вакцинациях для школы, и она стала искать его среди бумаг в шкафу ее родителей. И обнаружила документ, в котором говорилось, что она была рождена в Бостоне и ее родная мать умерла.
Она была так шокирована, что не могла пошевелиться. Просто стояла неизвестно сколько времени с документом в руке. Она была зла, чувствовала себя преданной и униженной тем, что все, кроме нее самой, знали о том, что она приемная дочь. Она набросилась на родителей, испытывая невероятную боль, которая не давала ей прислушаться к ним, когда они говорили, что собирались в скором времени все ей рассказать.
Ее родителям нелегко далось вымолить у нее прощение, а она с тех пор перестала доверять людям.
Когда официант спросил, не принести ли им еще кофе, Элоиза посмотрела на Джоша. Он кивнул.
– И еще один «паппичино» для Дейзи? – спросил он.
– Конечно, – улыбнулась она. Она была рада еще какое‑то время провести с этим деликатным мужчиной. – А в каком бизнесе вы заняты? – спросила она, чтобы сменить тему.
– Информационные технологии. Еще ребенком я начал писать программы и увлекся этим.
Значит, он был не только красив, но и умен. У него очень дорогие часы, а его костюм явно сшит на заказ из итальянской ткани.
– А кто вы? – спросил он.
– Я дизайнер. Шью свадебные платья по большей части.
– Полагаю, на них всегда есть спрос, – сказал он.
– Это правда.
Она зарабатывала, воплощая в жизнь мечты других людей. Но не свои. У нее не было намерения самой в обозримом будущем пойти к алтарю. Год назад она разорвала трудные отношения и не намеревалась вступать в новые.
– Мои платья уникальны. Должна сказать, не хвастаясь, что у меня очень длинный лист ожидания. Все более‑менее известные женщины вписывают в него свое имя, как только им покажется, что их парень готов сделать предложение. Или девушка в случае с однополыми браками.
– Кажется, это очень романтичная профессия.
Она рассмеялась.
– Все так думают. По большей части так оно и есть. Но иногда попадаются очень привередливые невесты.
– Да, – сказал он. – У меня в Бостоне есть… подруга, которая печет свадебные торты. Она тоже сталкивалась с такими.
Элоизе стало интересно, насколько они близки с этой «подругой». Он не носил обручального кольца, но в любом случае они просто пили кофе, напомнила она себе.
– К счастью, таких невест немного, – продолжала она. – Большинство девушек очень покладисты, и мне приятно работать с людьми в самую счастливую пору их жизни. И я больше всего люблю, когда они приглашают меня на свадьбу. Но всякий раз плачу в церкви.
– У вас есть магазин?
– Да. На витрине каждую неделю выставляется одно из самых удачных платьев. И на первом этаже находятся примерочные. А мой кабинет расположен на втором этаже. Мое заведение называется «Ателье Элоизы Эванс».
Ее последний бойфренд упорно тянул ее под венец, рассчитывая, что она поменяет фамилию. Можно подумать!
Она потратила слишком много сил, чтобы поставить на ноги свой бизнес, и не намерена была менять свое уже очень популярное имя.
– Как долго вы пробудете в Сиднее? – спросила она.
– До завтрашнего утра. А потом я лечу в Мельбурн, – ответил он. – Все зависит от исхода переговоров по поводу покупки нового бизнеса.
– Надеюсь, хорошая погода сохранится до вашего отъезда.
К ним подошел официант с их счетом. Джош хотел заплатить, но она настояла на том, что платит она, поскольку это она пригласила его.
Она не любила, когда мужчины платили за нее. Слишком часто складывалась ситуация «ты моя должница». И это угрожало ее независимости, которую она так яро защищала. К счастью, Джош вежливо согласился.
Официант унес их пустые чашки, и между ними повисло неловкое молчание. А потом они заговорили одновременно.
– Я должна идти, – сказала она.
– Это будет не очень смело с моей стороны…
– Что именно?
– Пригласить вас поужинать со мной сегодня вечером?
Она не знала, кто был больше удивлен – Джош или она сама, – когда она быстро ответила:
– Да. То есть нет, это не будет слишком смело.
Джош не мог винить за свое спонтанное приглашение ни собаку, ни Элоизу, ни кого‑либо еще, кроме себя. В тот момент страстное желание еще раз увидеть Элоизу победило его здравый смысл.
Это не имело никакого отношения ни к Тори, ни к его расследованию. Просто он наслаждался каждой секундой, проведенной в обществе Элоизы, и ему не хотелось расставаться с ней. Что‑то в ней завораживало его. И он уже давно не ждал встречи с женщиной с таким нетерпением. А поскольку он на следующий день покидал город, никаких осложнений от этого свидания он не ждал. Ему было всегда очень сложно объяснить женщинам, что в его жизни нет места для длительных отношений.
Но его обязательства перед Тори тоже были осложнением. Он расхаживал по своему номеру в отеле, размышляя, что ему сказать ей. Она с нетерпением ждала его отчета о том, как прошло его расследование. Но, как ни странно, ему не хотелось говорить об Элоизе. Его реакция на эту женщину, которая явно являлась сестрой Тори, была чем‑то слишком личным, чем‑то глубоко интимным, и он не хотел обсуждать это даже со своей лучшей подругой.
Но Джош должен был позвонить ей. И он взял трубку и набрал ее номер.
Тори, как он и предполагал, пришла в сильное волнение и заставила его повторить его отчет дважды, останавливаясь на каждой детали. И он понимал ее нетерпение. Если решит связаться с Элойзой, она обнаружит, что ее сестра очень добра и так же, как и она, помешана на собаках.
Джош рассказал
