Беннет Майерс не спал, он лишь по привычке давал отдых уставшим глазам, собираясь с мыслями и силой. Сквозь полуопущенные ресницы ему было видно, как Кристиана приблизилась к холсту, над которым он работал. Интересно, зачем? Каким-то внутренним чутьем он понял, что не стоит мешать ей, когда она притронулась к его краскам. Позже он и сам не мог объяснить подобной терпимости. Возможно, это было вызвано любопытством, которое вдруг в нем проснулось, возможно, другими мотивами… Так или иначе, но Майерс спокойно наблюдал за тем, как Кристиана, повернувшись к нему спиной, водит кистью по холсту…
Страсть творчества, захватившая девушку поначалу, постепенно уступила место спокойствию и вдумчивости. Наконец она глубоко вздохнула и, отложив палитру, с удовлетворением посмотрела на свою работу.
— Может, юная мисс будет столь любезна и позволит старику увидеть то, что доставило ей такое удовольствие.
Голос художника, неожиданно раздавшийся сзади, привел девушку в смятение. Кристиана словно очнулась от сна, только сейчас осознав, что натворила. Она испортила неоконченный шедевр Беннета Майерса, величайшего живописца!
Ее лицо покрыла смертельная бледность.
— Боже, мистер Майерс… сэр, я сама не знаю, как это произошло! Видит Бог, я не хотела…
— Что сделано, то сделано, — перебил ее старый мастер. — Мне ни к чему твои оправдания. Отойди, девочка, я хочу посмотреть, чем это ты там занималась.
Глаза Кристианы наполнились слезами, и она отошла от мольберта, с ужасом наблюдая за тем, как художник пристально разглядывает ее работу. Несколько минут молчания, воцарившиеся в студии, показались ей годами.
Наконец Майерс откинулся на спинку кресла и перевел взгляд внимательных глаз с картины на девушку.
— Что ж, у тебя определенно есть талант. Хочешь стать моей ученицей?..
Патрик Корнелл, обладатель жгуче-черных непокорных волос, атлетического телосложения, пронзительной синевы глаз и самой известной галереи искусств в Нью-Йорке, небрежно облокотясь на спинку кресла времен королевы Анны, внимал всеми признанной светской красавице Сабрине Уорхолл. Она с увлечением повествовала ему о своем недавнем африканском сафари.
На самом деле молодому человеку ужасно надоела его собеседница и он усиленно искал благовидный предлог избавиться от ее внимания, но пока безуспешно. И неудивительно, став к тридцати пяти годам всеми признанным знатоком живописи, Патрик возглавлял список самых желанных холостяков города. Множество девушек, принадлежащих к лучшим семействам, лелеяли надежду притащить его к алтарю. Впрочем, пока никто из них не мог похвастаться тем, что привлек его особое внимание. Патрик Корнелл был предельно вежлив и обходителен со всеми, но не более того.
И мисс Уорхолл не стала исключением. Поддерживая видимость интереса к рассказу Сабрины, Патрик погрузился в мысли, которые одолевали его последнее время, и носили они исключительно деловой характер. Слывя успешным бизнесменом в мире изобразительного искусства, молодой человек был искренне озабочен неожиданно возникшим интересом большинства своих клиентов к современной живописи. Его тревога имела вполне законное основание. Если бы речь шла о работах художников прошлого или хотя бы начала нынешнего века, Патрик без труда нашел бы нужное решение, благо мастера отличались творческой плодовитостью.
Но среди представителей современной художественной школы он мог назвать лишь три-четыре имени тех, чьи произведения заслуживали того, чтобы осесть в частных коллекциях его покупателей. Учитывая медлительность, с которой создавались эти полотна, и быстроту, с которой оные находили своих новых хозяев, не могло быть и речи о закупке оптом. Исключение составлял Беннет Майерс, но он, если верить информации, исправно поступающей к Патрику из компетентных источников, был тяжело болен и почти не писал. Для владельца галереи искусств это означало долгие и кропотливые поиски нового художника, чье имя могло бы стать в один ряд с именами уже известных современников.
Каждый раз, когда ему предстояло сложное дело, требующее тщательного обдумывания, Патрик предпочитал оказываться в недосягаемости, как от своих клиентов, так и от знакомых. Именно в такие периоды его выручал «домик тетушки Пейдж».
Пейдж Мари Корнелл приходилась двоюродной сестрой отцу Патрика. Сколько он себя помнил, одинокая старая дева безвыездно жила на своей ферме неподалеку от Вилуоки. Семейная легенда представляла ее добровольное отшельничество в несколько романтичном свете.
Давным-давно семнадцатилетняя красавица Пейдж Мари отдала свое сердце некоему молодому человеку, которого в день помолвки призвали в армию. Шла Вторая мировая война. Девушка поклялась возлюбленному дождаться его возвращения. Она осталась верна слову даже тогда, когда ей сообщили, что ее избранник погиб, сражаясь под флагом Соединенных Штатов где-то под Тулоном. Перессорившись со всей родней, отказав множеству претендентов на ее руку, юная красавица обрекла себя на добровольное заточение.
Шли годы, красота Пейдж Мари поблекла и скрылась под сетью морщин, но она ждала и верила, что наступит день, когда любимый вернется и постучит в ее дверь. Вера не оставила Пейдж Мари Корнелл и на смертном одре.
Когда в присутствии родственников адвокат покойной вскрыл завещание, выяснилось, что все свое имущество она оставила малолетнему Патрику, который изредка гостил на ее ферме во время летних каникул и, по слухам, внешне весьма напоминал жениха Пейдж Мари.
Подъезжая к одноэтажному фермерскому дому, Патрик в который раз с благодарностью вспомнил тетушку Пейдж.
Дождь лил так, словно небеса решили выдать годовой запас воды. Подогнав машину как можно ближе к террасе, окружающей дом, он сунул руку в карман и, пошарив, глухо выругался. Так и есть, ключи от входной двери остались на столике в его нью-йоркской квартире.
Патрик задумался. Если память не изменяла ему, то из чердачного помещения можно проникнуть внутрь дома через неприметный люк. Плотнее запахнув плащ, он вылез из машины и бегом обогнул дом. Очевидно, удача все же не оставила его: дверца чердака была приоткрыта, а приставленная лестница заметно облегчала его задачу.
Осторожно ступая по шатким ступеням, Патрик взобрался наверх и нырнул в полумрак чердака. Сбросив намокший плащ, он прошел в глубь помещения, намереваясь отыскать люк. Скупой свет серого дня, лениво текущий в открытую дверцу, позволял Патрику рассмотреть всевозможные хозяйственные принадлежности немудреного сельского быта, снесенные сюда за ненадобностью: масляные лампы, старые каминные щипцы, детскую колыбель, девушку, кресло-кача… Девушку? Откуда здесь взяться девушке?
