замолкает.
— Представляю, насколько вам больно. Потерпите, и я введу обезболивающее.
— Все нормально, заживёт, — Гуров страдальчески облизывает губы.
— К сожалению, во время происшествия вы получили серьёзные травмы, поэтому отрицать, что вам сейчас легче всего, это глупо.
— Не так больно, как вам кажется.
— По десятибалльной шкале, оцените порог боли.
— Семь, — отвечает он не задумываясь.
— Вот, видите? А говорили, не больно.
— Терпимо.
Неотступный пациент.
Температура его тела в норме, поэтому не заставляю его долго страдать, ввожу обезболивающее средство с помощью ранее установленного катетера в локтевом изгибе здоровой руки, и больной немного расслабляется.
Вот и отлично.
— Вам нужен покой, — говорю ему, собирая на подносе все принесенные с собой средства и инструменты.
На удивление, он ничего не отвечает, тем самым давая мне уйти без лишних разговоров. Но перед тем, как выскочить из палаты, кладу рядом с его левой рукой пульт на случай, если ему понадобиться вызов помощи.
Я облегченно вздыхаю, когда закрываю за собой дверь, направляюсь к посту, за которым находится медсестра Оля. Та самая утренняя собеседница Жанки Голубкиной.
— Ну и? Заценила красавчика? — спрашивает она.
— Обыкновенный пациент, получивший травмы. Давление в норме, температура тела тоже. Обезболивающее введено для дальнейшего его покоя. Чуть позже возьмешь кровь на анализ.
Я обхожу её и направляюсь к шкафчику, чтоб разложить по местам средства, находящиеся на подносе. Гремлю ими, делаю вид, что не собираюсь обсуждать с ней этого пациента, но понимаю, Оля слишком любопытна, чтобы оставить меня в покое.
— Германова, — обращается она ко мне по фамилии, пока я мою руки с мылом в небольшой раковине. — Не будь вредной. Я просто спросила.
— Я просто ответила, Оль. Зайдешь к нему — сама заценишь. Но позже. Ему необходим покой. А мне нужно обойти ещё несколько палат.
— Да я не к тому, что…
— А к чему? — не выдерживаю, подхожу к ней ближе, держа полотенце в руках. — Человека машина сбила, могла и насмерть, а вам бы с Жанкой повеселиться. Заделались свахами!
Олька хлопает глазами, не ожидая услышать от меня упреки в свою сторону, я же вся завелась, сама не понимая почему.
Мне бы не обращать внимания на все, что происходит помимо работы, но по какой-то причине не могу. Пока я думаю об этом, а Оля молча переваривает мои слова, сигнал о помощи срабатывает из пятой палаты.
Непродолжительное время я смотрю на загорающуюся кнопку с номером пять, расположенную на сигнальной системе наблюдения за больными. Не раздумывая, надеваю перчатки и мчусь в палату, откуда пациент Олег Гуров меня вызывает.
— Что случилось? — выходит обеспокоенно, пока я осматриваю его беглым взглядом.
— Я…
Он тянет с ответом, а я подхожу к нему ближе и прикасаюсь рукой к его лбу.
— Я просто хотел убедиться, что вы на самом деле существуете.
Возвращаясь домой, я просто валюсь с ног. Не смена, а какой-то ужас. Множество поступивших, у всех непростые случаи. А еще Гуров с липким интересом чего стоит. Пришлось попросить медбрата Игоря, чтобы тот помог требующему внимания пациенту. Но нет же. Ему нужна была я. Напоследок, я не выдержала, и Олег Викторович, ощутив на себе прелести моего гнева, перестал дёргать по мелочам и уснул… Наверное. Так-то было лучше. В его положении необходимо спать, а не вызывать медсестру для разговоров по душам.
Необходимо срочно брать отгулы, которые скопились за весь год. Правильно, говорит мама: не отдыхаю совсем, постоянно работаю на износ. Ради чего? Ради того, чтобы потом таблетки себе покупать на старость лет.
А Снежок? Господи, убежал не боюсь. Люда не видела его со вчерашнего вечера. Я даже собаку не могу доглядеть, не то, чтобы о себе заботиться.
Я забегаю в подъезд по ступенькам до второго этажа и вижу свернувшегося на коврике Снежка возле входной двери своей квартиры. Слава Богу, он здесь. Не убежал и живой.
При виде меня, собака вскакивает на лапы и активно виляет хвостом, облизывая мои протянутые к ней руки.
— Снежок, милый, — я глажу его шерстку впервые, и ему это нравится.
Он гавкает в ответ пару раз, а затем, поскуливая, скачет вокруг меня, когда я лезу рукой в сумку за ключами.
— Идём, мой хороший, домой, — говорю ему, отпирая входную дверь.
— Ты бы псину свою держала в квартире, а не на лестничной клетке, Вера, — слышу ворчливый голос соседки бабы Нины. — Тут старики и дети ходят. Не дай бог нагадит или напугает, я пожалуюсь.
Конечно, её забыла спросить.
— Не нагадит и не напугает, — впервые отвечаю ей резким тоном. Обычно я себе не позволяю грубить, но сегодня не тот случай. За весь день успело всё достать. — Эта собака будет поумнее некоторых жильцов, которых просишь не курить в подъезде и не разбрасывать окурки. Да, Баба Нина?
— Что ты сказала, негодяйка? — нечто подобное пробурчала старуха.
— Что слышали, — с легкостью отвечаю ей и закрываю дверь.
Ох, эти глаза, выпученные из орбит. И страшно, и смешно. Не ожидала, видимо, бабулька с сигарой во рту такого моего ответа.
Пес даже немного подпрыгивает, хвост которого продолжает вилять активно, — настолько игриво встречает меня, заставляя радоваться нашей встрече в ответ.
— Люда, привет, Снежок нашелся, — оповещаю соседку, когда та отвечает на мой звонок.
Телефон приложен плечом к уху, пока я прохожу на кухню в поисках съестного для собаки.
— В смысле, нашёлся? Его хозяин обнаружился? — спрашивает она, чем напоминает о том, что я должна сделать в ближайшие дни.
— Да нет. В смысле, нашёлся, ты ведь звонила, говорила, что отпустила гулять, а он не вернулся. Лежал на коврике под моей дверью, когда я пришла домой.
Мою грудь наполняет радость, совершенно забываю о том, что после смены я дико устала.
Мы с Людой разговариваем по телефону ещё пять минут, и после я кормлю Снежка. Собака охотно лакает со специфическими звуками, а я, присев на табуретку, наблюдаю за ней.
Лабрадор, значит.
Люда, как только его увидела, назвала породу пса. Вчера ночью, пока выдалась свободная минутка я загуглила название этой породы, прочла рекомендации и специфику обращения с собакой, какие могут быть у нее болезни. Там было достаточно много информации по уходу за
