Они все еще стояли друг против друга. И пока он внимательно оглядывал ее — большие карие глаза, чувственные губы, грудь, стройные, прекрасной формы ноги, — его снова охватил жар. Темно-зеленые кожаные туфельки уже казались ему такими же эротичными, как и маленькие изящные ступни. Он вдохнул свежий запах ее волос и с трудом подавил желание погладить их.
И вдруг Александр со страхом осознал, что забавная игра с обманчиво чопорной мисс Боулз начинает выходить из-под его контроля, становится слишком рискованной. Убежденный холостяк запаниковал. Красивая, волнующая женщина — значит, еще одна проблема на его голову. Ну да, сначала все так мило и невинно, а потом повесит ему хомут на шею — и не видать тогда свободы как своих ушей. Ему это совершенно ни к чему.
Александр удивился, как неодолимо ему хочется обнять ее. Он был не в силах оторвать от нее глаз. Еще один опасный сигнал.
Его взгляд обжигал, и Габриель невольно попятилась. Она еще чувствовала его теплые сильные ладони на своих плечах, грудь покалывало от прикосновения к его груди. Он был слишком большой, находился слишком близко, слишком мощной и ощутимой была его мужская сила. Габриель совершенно растерялась и была в ярости от того, что он действует на нее таким примитивно-чувственным образом.
— Мистер Холидей…
— Вы потрясены, не так ли? — Александр испытал облегчение от того, что она не заметила его волнения. — Если ваша мстительница Сузан Макдауэлл действительно наняла меня, я определенно заработал свое жалованье.
Он разразился таким самодовольным смехом, что Габриель не выдержала. О, как же она ненавидела сейчас этого человека!
— Вы уже отняли у меня достаточно много времени! — выкрикнула она. — Если немедленно не уберетесь отсюда, я…
— Вы — что? Охрану вызывать бесполезно, книгу швырять ни к чему. Что еще есть у вас в запасе, моя прекрасная нереида?
Надо немедленно остановиться, иначе до добра это не доведет, подумал Александр.
— Да прекратите же наконец называть меня так! Что я могу сделать? Вот что!
Габриель пулей вылетела из кабинета и хлопнула дверью. Ее колени тряслись, а сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.
Она была уже на полпути к холлу, когда наконец призналась себе, почему убежала. Еще секунда — и она бы выкинула какую-нибудь глупость. Желание броситься на него с кулаками было просто непреодолимым. А если бы она уступила своему желанию…
Не трудно представить, что произошло бы дальше. Он бы поймал ее, обхватил руками, не давая ее кулачкам обрушиться на его грудь, а потом смотрел бы на нее сверху вниз этими невероятными глазами цвета морской волны. А она бы…
— Габриель, что происходит? Где этот назойливый посетитель?
Габриель вздрогнула, очнулась и взглянула на Бетси.
— Я… я оставила его в кабинете, — сбивчиво произнесла она.
— Что ему нужно? — спросила секретарша. — Он продает что-нибудь?
Тут до Габриель дошло, что она не имеет ни малейшего представления о том, что в действительности нужно Александру Холидею. Каким-то образом они все время обходили этот вопрос. Ее щеки порозовели. Она вела себя ужасно, как капризная вспыльчивая девчонка, а не журналист, редактор, помощник сценариста и режиссера и еще Бог знает кто — в общем, мастер на все руки. Работать в телестудии, особенно новой, означает уметь делать в той или иной мере все.
Александр Холидей — торговец? Это даже не пришло ей в голову. Да кто же он, в самом деле?!
— Я вышла, чтобы взять… — Габриель внимательно осмотрела рабочий стол Бетси. Решение пришло моментально, едва она увидела аккуратную стопку бумаг. — Взять стенограмму нашей передачи о становлении американского кинематографа.
Она схватила верхнюю копию.
— Он интересуется историей кино? — удивилась секретарша. — Кто он? Кинорежиссер? Один из этих непримиримых бунтарей из Голливуда?
Офис никогда раньше не посещали «непримиримые бунтари из Голливуда», но, очевидно, в представлении Бетси, они были в точности такими, как Александр Холидей. Габриель слабо улыбнулась. Но улыбка быстро слетела с ее лица. Ведь я оставила в своем кабинете незнакомца, сбежав от него, как перепуганная школьница, напомнила себе Габриель.
— Не знаю, что и думать о нем, Бетси, — откровенно призналась она.
Габриель понимала, что никогда раньше не встречала мужчину, который произвел бы на нее столь сильное впечатление. А это делало его по-настоящему опасным… Однако придется вернуться и закончить разговор.
Ей бы здорово повезло, если бы Александр Холидей все-таки оказался тем, кем в шутку назвался в самом начале, — эксцентричным миллиардером с семизначным чеком для студии.
Когда Габриель снова открыла дверь своего кабинета, она уже почти убедила себя в том, что он и есть тот самый человек. Он чудак, а богатые люди все в чем-то чудаки.
Александр сидел за ее письменным столом и ел ее сандвич с сыром.
— Очень вкусно. — Он протянул ей нетронутую половину сандвича. — Угощайтесь.
— Кем бы вы ни были, вы определенно не эксцентричный миллиардер с чеком для нашей студии, — заметила Габриель.
Он засмеялся.
— Только не говорите, что вы мне поверили. Послушайте, а вам случайно не нужна земельная собственность на берегу Эгейского моря? Пейзажи древней Эллады были бы для вас достойной декорацией.
Габриель подошла к своему столу и взяла нетронутую половину сандвича.
— Не помню, чтобы я приглашала вас разделить со мной ланч. И с какой стати вы обрушились с критикой на «Максима и Максима»?
— Вы не смогли бы съесть его сами. Это очень большой сандвич для такой маленькой девочки.
Габриель закатила глаза.
— Мне двадцать пять лет. Я независима и плачу налоги. Маленькой девочкой меня назвать никак нельзя!
— Двадцать пять? Вы выглядите моложе.
— Если это комплимент, спасибо. Если оскорбление, считайте, что я пропустила его мимо ушей. — Габриель села на единственный свободный стул рядом с письменным столом. — И я заказала большой сандвич с сыром потому, что могу съесть его сама. Я умираю с голоду. Утром я не завтракала, да и вчера вечером почти ничего не ела.
Габриель откусила большой кусок сандвича. Нет смысла демонстрировать этому типу хорошие манеры.
— Макдауэлл поскупился на ужин, затащил вас в постель, а потом еще и сэкономил на завтраке?
Габриель вскинула голову, и их взгляды скрестились. К своему ужасу, она почувствовала, что краснеет.
— Это абсолютно вас не касается, мистер Холидей!
— Ваш Макдауэлл, по-моему, сплошное мучение, детка, — как ни в чем не бывало продолжил Александр. — Он скуп, сестра его вас не любит. Неужели он стоит того, чтобы тратить на него время?
