что в зале на нее насыплется штукатурка, ни одна уважающая себя кремовая лисица не должна выходить из дома без шляпки! — оделась и отправилась к лифту. Возле машины, припаркованной на стоянке около подъезда, она поймала на себе удивленно-внимательный взгляд прохожего. Машина и вождение выделяли ее так же, как хромота и увлечение игрушечными локомотивами. И лисиц, и волчиц, управлявших автомобилем, в Ключевых Водах можно было по пальцам пересчитать. А медведицы за рулем никто и никогда не видывал. Эльга причастилась к прогрессу по воле деда — тот подарил ей первую машину, отправил в автошколу, а потом гордился, когда она возила его по городу.
Очередной рабочий день промелькнул быстро. Эльга чувствовала себя лучше обычного, поэтому согласилась поужинать в кафе с коллегами. Главной темой разговора была грядущая Первая Зимняя Олимпиада-80. Летосчисление оборотни вели от примирения Камула и Хлебодарной, а этому событию было ровнехонько восемьсот восемьдесят лет. Люди из-за моря, организовавшие примирительные олимпийские игры, собирались участвовать в них наравне с лисами и волками, заранее обрекая себя на проигрыш.
— Это большие деньги, — помахивая зубочисткой, сказал коллега. — Неважно, кто возьмет олимпийское золото, они еще собираются пригласить медведей, барсуков и котов, нашим спортсменам придется побороться. Но! Представление на открытии и закрытии с дорогущими билетами, продажа сувениров с символикой… они отобьют свои вложения втройне. Заметьте, они не допустили к этому ни одного оборотня. Нам — только спорт.
— Праздник лучше ссоры, — пожала плечами Эльга. — Может быть, лесные братья немного притихнут. Я читала в газете, что объявлена какая-то дополнительная олимпийская амнистия. Хочется спокойной жизни. А сувениры приятно купить, останутся на память. Я заказала олимпийский поезд и фигурки пассажиров-спортсменов. Коты и медведи там есть, а барсуков нет. Наверное, не договорились.
Коллеги одарили ее снисходительными взглядами, в которых читалось: «мужа и детей нет, вот ты дурью и маешься». Эльга поправила шляпку и решила, что с дружескими посиделками пора завязывать. Коллеги не вызывали у нее симпатии, а иногда раздражали ограниченностью. Нет смысла тратить время, которое можно провести с куда большей пользой.
«В следующий раз откажусь, позвоню в кондитерскую, закажу торт и проведу вечер, играясь с паровозиками. Отдохну, и никто не испортит настроение».
По базам и лесам они с Ильзе мыкались пять лет. Люди объединились с лисьей и волчьей армией, прочесывали равнины и горы, бомбили участки с подозрительной активностью. Мир готовился к Первой Зимней Олимпиаде-80. Хозяева-люди выбрали талисманом олимпиады медведя, зазывали на соревнования оборотней, предлагая обратить вражду в спортивные состязания ради мира. Огневки, Алые и Светлые Кресты подписали мирный договор в шаге от осени, в день трапезы, которую Камул разделил с Хлебодарной. Договор Сретения объявлял амнистию для Огненной армии. Люди и волки обещали не преследовать тех, кто добровольно сложит оружие. Брант воспрянул духом — для него, Ильзе и Айкена открывался путь в мирную жизнь.
Ильзе, услышав предложение сдаться и переехать в какой-нибудь город, расхохоталась Бранту в лицо.
— Ради сына? Чтобы он ходил в школу? А я тут при чем? Ты думаешь, я начну готовить завтраки и ранец через дорогу носить? Нет уж, милый. Ты еще мне предложи герань в уютной квартирке на подоконник поставить. Вязаные салфеточки под хлебницей и сахарницей, фигурка Хлебодарной на стеллаже… Тьфу, мерзость!
— Леса бомбят, — терпеливо напомнил Брант. — Люди будут уничтожать охвостья рыжих кланов, отвергшие договор. Деревню еще не зацепило, только один снаряд на околице разорвался. Мои родители не хотят переезжать. Они — взрослые оборотни, это их выбор. Айкен рожден не для смерти от осколков. Я хочу, чтобы он жил, учился, дружил со сверстниками.
Худшие опасения Бранта оправдались — трое лисят постарше преследовали сына на улице и в лесу. Синяки и шишки, убежище в амбаре… не такую он хотел для Айкена жизнь.
— То есть, выбор родителей ты уважаешь, а мой — нет? — прищурилась Ильзе.
— Мы с тобой — пара. Мы должны объединиться ради будущего нашего сына.
— Я никому ничего не должна, — холодно ответила Ильзе. — Я не собираюсь с тобой объединяться ради салфеток с геранями. Записал щенка на себя? Делай с ним что хочешь.
Наверное, Бранта бы долго пополам разрывало: и от своей половинки уйти не мог, и тревога за сына росла с каждым днем. Все решила судьба, прихотливый случай. Две штурмовые группы напали на поезд, рассчитывая ограбить инкассаторский вагон — люди перевозили в порт партию алмазов для транспортировки на другой континент. Ильзе не зацепило — снайперы засели на огневых позициях вдали от путей. А вот Брант и другие штурмовики-альфы угодили в ловушку. Вагон был заминирован. Огненной армии подсунули умело состряпанную фальшивку. Брант остался жив по чистой случайности: отбросило взрывной волной в овраг, оглушило, контузило, посекло обсидиановыми осколками, и, все же, он каким-то чудом сумел превратиться. Красно-коричневый лис, истекавший кровью, кое-как дополз до опушки. Отлежался полчаса, залечивая раны, и, шатаясь, ушел прочь — от места взрыва, от базы и своей невенчанной жены. Матери его ребенка, которая не удосужилась взять красно-коричневого лиса на руки и отнести в машину. Ильзе методично отстреливала высыпавших из поезда людей и оборотней. О Бранте она не беспокоилась. Если не слабак — выберется. А если не выберется… слабаки никому не нужны.
Брант вернулся в родительский дом. Еле добрался: шел по лесам, прячась под лисьей шкурой, кормился дарами ранней осени — падалицей яблони-дички, боярышником, облепихой, грибами. Как-то раз придушил слабенького крольчонка, впервые наелся, сожрал вместе с мелкими костями. Дома забился на знакомый сеновал, лежал, думал, с благодарностью принимал еду из рук матушки. Не превращался — говорить не хотелось. Матушка заговорила с ним первая. Дождалась, пока лис вылижет миску — куриная лапша сегодня была особенно хороша — и спросила:
— Что делать собираешься? К Ильзе вернешься? Или о сыне подумаешь? Если хочешь что-то изменить, уезжай в Ключевые Воды. Мой двоюродный дед прислал письмо. Старик при смерти, одинок. Зовет нас приехать, обещает завещать дом. Мы с твоим отцом никуда не двинемся — приросли, обзавелись хозяйством, которое не бросишь. А ты можешь воспользоваться шансом. Ты даже в розыск не объявлен. Ничего не мешает уехать и начать жизнь с чистого листа.
Брант терзался целую неделю. Вспоминал, как раньше шерсть на загривке дыбом вставала, когда думал, что дед на людей работает. Свои слова, сказанные для Ильзе, перебирал: как просил переступить через себя ради семейного счастья, как мечтал увезти сына туда, где не надо ждать бомбы на голову. Почему теперь
