слышу, как он шлёпает босыми ногами в свою комнату.
Ставлю перед ним тарелку с его завтраком и бросаю на него быстрый взгляд, когда он спустя какое-то время снова появляется на кухне. Одетый. Он смотрит только на меня. Отчего мои движения становятся неуклюжими. В любом случае, я рада, что он не зациклен на своём завтраке и судя по всему мне, не придётся его переделывать. Бросаю ему едва слышно «приятного аппетита» и отхожу, но тут же останавливаюсь, когда он прочищает горло.
– Если так хотелось увидеть меня, то стоило просто попросить – тихо говорит он, и я разворачиваюсь. Смотрю на него. Я не хотела видеть его голым, он что решил, что интересен мне?
– Я не хотела видеть вас, – шиплю я. – Мне очень жаль, что я совершенно забыла о чистых полотенцах, но ради всего святого, в вашей ванной комнате висит халат, которым вы могли бы воспользоваться, перед тем, как отправиться делать мне замечания.
– А где во всём этом веселье? – спрашивает он, и я замечаю, как подрагивают уголки его губ. Я чувствую, как воздух между нами меняется, а его дикая энергия окутывает меня, и поверить не могу, что он со мной флиртует. Я молча смотрю на него. Позволяю себе засмотреться на него. Разглядываю его темные волосы, которые идеально уложены, широкий лоб, большие глаза, аристократический нос. Любуюсь его скулами и подбородком, соединяющимися плавными линиями. Андрей снова прочищает горло. – У тебя, что нет других дел? – прищуривается он, и я тяжело вздыхаю. Делаю шаг назад и направляюсь в гостиную. Вхожу и обнимаю себя руками, чувствую себя слишком странно.
Когда заканчиваю работу в квартире Андрея, отправляюсь в больницу, навестить отца.
Некоторое время назад мы узнали о его болезни. Анализы, которые были сделаны повторно, подтвердили все наши опасения и с тех пор мы боремся за него.
Мой нос заполняет запах ношатыря и лекарств, когда я захожу в больницу через дверь приемного покоя и прохожу к лифту, чтобы подняться на третий этаж. Мой неизменный маршрут уже несколько месяцев. Кто-то любезно придерживает для меня двери лифта, и я дарю благодарную улыбку.
Я улыбаюсь и медицинской сестре, а она провожает меня в палату папы, напоминает, что у меня всего тридцать минут, но этого хватит, чтобы убедиться, что он в порядке.
Я делаю глубокий вдох и собираюсь с силами, прежде чем войти. У него небольшая, светлая палата, в которой еще два человека. Каждый из них со своей историей.
Прохожу вперёд и присаживаюсь на стул рядом с кроватью папы, и он приподнимается, когда видит меня и слегка улыбается. Ему ещё тяжело вставать, но я рада, что теперь он может поговорить со мной и улыбнуться, хоть всё ещё присутствует заторможенность. Врачи дают мне надежду на то, что он идёт на поправку и совсем скоро будет в полном порядке. В полном порядке. Речь не о полном выздоровлении конечно, лишь о последствиях перенесённого им недавно инсульта. Мой сильный папа, мой герой.
Однажды мы будем дома отмечать его выздоровление, и наслаждаться нашей чудесной жизнью. Возможно, у меня получиться найти подходящую работу здесь, в родном городе и мне не придётся уезжать и оставлять их с Мариной. Если честно, я мечтаю о том, чтобы они оба согласились переехать со мной после того, как папа пойдёт на поправку.
Сейчас я очень жалею о том, что погорячилась и ушла с работы после предательства Матвея. Но, что сделано, то сделано. Поэтому мне остаётся только надеяться, что они с удовольствием примут меня обратно, когда всё наладится.
Папа улыбается мне, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его. Улыбаюсь ему в ответ, хотя мне на самом деле хочется плакать, кричать и плакать.
Это не справедливо.
Не справедливо, что все эти неприятности обрушились на нашу семью, на меня. Сначала новость о болезни папы, потом предательство Матвея и я до сих пор не сказала папе о том, что мы больше не вместе. Но самым ужасным стало предательство мамы. Именно поэтому у папы случился инсульт, тогда когда меня не было рядом, а Марина не придумала ничего лучше, как сразу позвонить папе.
Я разглядываю, папино лицо и подмечаю, что он и в самом деле выглядит лучше. Его каштановые волосы с рыжим оттенком, точно как мои, немного отросли и падают на лоб и глаза. Красивые, раскосые серые глаза уже намного лучше фокусируются на мне и он весело, хоть и очень медленно рассказывает мне о проведённом дне. Спрашивает меня о Марине, а я рассказываю ему немного о своей работе. Папа хмурится, он беспокоится о том, что оплата его лекарств, коммунальных платежей и нашего питания теперь целиком и полностью легла на мои плечи, не смотря на то, что его друзья пытаются мне помогать.
Оставляю папу и направляюсь домой, хотелось бы успеть до прихода Марины, но когда открываю дверь и вхожу, понимаю, что она уже дома. У порога в небрежно разбросаны её летние кроссовки малинового цвета, и я вздыхаю. Считаю до десяти, чтобы не закричать её имя. Не смотря на то, что на дворе весна, я бы хотела, чтобы Марина носила свои сапоги, а не переобувалась в тонкие летние кроссовки, но это девчонка проигнорировала меня и сделала всё по-своему. Возмущаюсь про себя на то, что она даже не потрудилась скрыть это от меня.
Делаю глубокий вдох-выдох, выпуская раздражение, и мой нос заполняет родной запах дома, шоколадного печенья, кофе и мандаринов. Осматриваю нашу квартиру и чувствую, как по телу разливается тепло. Здесь так хорошо и уютно, не смотря на то, что к нашей квартире никак нельзя применить слово «роскошь». На стене в коридоре висят наши семейные фотографии, а на комоде в вазе стоят цветы.
Марина выходит мне навстречу, и я замечаю, что она выглядит усталой. Уверена, она всё еще не может прийти в себя после ухода мамы, но настойчиво игнорирует эту тему. Я бы хотела, чтобы она поговорила со мной и поделилась своей болью, в отличие от меня она была очень близка с мамой. Если честно, не могу представить, как должна быть тяжело, принять ей уход.
– Пока тебя не было, три раза звонил Матвей – сообщает мне Марина, когда облокачивается о дверной проём и складывает руки на груди. Я смотрю куда угодно, только не на неё, чтобы она не увидела в моих глазах боль. Мне всё еще больно и я до сих пор не говорила с ним.
