четыре основных типа людей искусства.
Номер один: хиппи, которых всегда можно узнать по худобе, взгляду с поволокой и неряшливой одежде. В свободное от курения марихуаны время они умудряются делать действительно стоящие вещи, но редко когда достигают высот из-за нелюбви к личной гигиене и неспособности налаживать устойчивые социальные связи.
Номер два: ничтожества с претензией на интеллектуальность. Отличительные черты: очки в яркой оправе (часто без диоптрий), стильный костюмчик, короткая стрижка у девушек и головные уборы у парней. Бисексуалы и снобы. Средние концептуалисты, но прекрасные маркетологи, они приносят на экзамен бюст Поллока из яиц и бекона, а уходят с высшим баллом и заказом из лучших галерей города.
Номер три: фрики. Про них говорят, что свои работы они пишут куриной кровью в полнолуние, их волосы переливаются всеми цветами радуги, а кожа пестрит тату и металлическими украшениями. Они держатся особняком и прогуливают почти все занятия, зато на экзамене преподносят нечто такое, отчего у всех отваливается челюсть.
И наконец, четвертая категория: посредственности. Среди них, мне подобных, и следовало искать друзей. Я почти сразу приметила одну такую девушку, судя по виду, итальянку, с темными глазами, огромными, как у персонажа японских мультиков, и приятными, мягкими чертами лица. Приметила и решила, что она станет моей подругой. Кажется, ее зовут Сара.
6 сентября, среда
День самобичевания и первого прогула.
Что я делаю совсем одна в чужом городе, в чужой стране, среди людей, с которыми у меня нет ничего общего? Я никогда не стану знаменитой художницей, у меня отличная техника, но нет таланта, об этом мне твердили все годы в художке, и если бы не Илья Иосифович, добрый приятель мамы, не видать мне своей фамилии в списках поступивших как своих ушей.
Вчера на занятии по композиции профессор Гарибальди предложил нам «разбить лед» и рассказать почему мы здесь. И пока бородач в гавайской рубашке выступал с экспрессивной речью, я вдруг осознала, что понятия не имею, зачем я здесь.
— …Да, привет. Я — Анна Соколинская, из России. И я здесь в поисках абсолютной красоты.
«Что черт возьми ты несешь, Анна?» — надрывался мой внутренний голос, и мои щеки раскалились так, что на них можно было пожарить яичницу.
Неловкая пауза. Взгляды всех прикованы ко мне. Два панка с первого ряда о чем-то шепчутся вполголоса, а потом с повизгиваниями смеются, точно две гиены.
— Абсолютной красоты? Это очень интересно, — наконец сказал профессор Гарибальди, улыбаясь мне какой-то нежной, почти отеческой улыбкой. — Не могла бы ты раскрыть поподробнее, что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что если где-то и есть универсальная истина, то только в красоте. И искусство для меня — это лучший инструмент, чтобы постичь ее, — опустив глаза, ответила я.
— Спасибо, Анна. Это очень глубоко. О связи красоты и искусства мы еще поговорим, но спасибо тебе, что подняла эту тему.
Я села на место униженная. Никогда мне еще не было столь тошно.
11 сентября, понедельник
Кажется, я куда-то падаю. И насчет этого падения меня разрывают противоречивые чувства.
Мне очень нравится один человек, нравится его образ мыслей. Он профессор. Я заметила его еще в первый день, когда директор Боски произносил приветственную речь за кафедрой. Взгляды всех студентов были прикованы к директору. Всех кроме меня. Я одна не могла оторваться от этого профессора, такое у него было лицо: с классическими чертами, нежной полупрозрачной кожей и чуть подрагивающими уголками губ. Опасность я почуяла почти сразу, стоило только ему улыбнуться. Что это была за улыбка! Ею можно было свечи зажигать вместо спичек: столько в ней было теплоты. Я тогда еще захотела нарисовать ее во что бы то ни стало. А сейчас думаю, что не должна ни в коем случае.
Мы всегда чувствуем, когда заболеваем. Перед тем как запылать жаром, тело посылает нам предупредительные сигналы. В горле першит, вдруг наваливается усталость, замыливается сознание. Тогда, если вовремя принять меры, если ударить по болезни залпом из лекарств, можно предупредить ее начало. Я попыталась это сделать, прогуляв первую лекцию профессора Палладино. Но было слишком поздно. На второй лекции, слушая его негромкий голос, я чувствовала, как мое сердце наполняется странной горьковатой нежностью, а пол уходит из-под ног. Я не хотела падать в омут страстей, я цеплялась и барахталась, но кажется, меня все равно туда затянуло.
Марк это почувствовал в последний раз, и мне стало стыдно. Он действительно хорошо меня знает. Я так превозношу интеллект, так вохищаюсь талантом, что готова поддаться любым иллюзиям. У него нет повода для ревности, конечно: если над своими эмоциями я не вполне властна, то над действиями и выбором властна точно.
13 сентября, среда
Я случайно разбила подарок Марка, задев его локтем, когда накручивала волосы. Это была сине-белая керамическая фигурка мельницы, перед которой невинно соединили губы в поцелуе мальчик и девочка, — он привез ее мне из путешествия по Голландии.
Это знак, напоминание вселенной, что любовь хрупка и должна быть трепетно оберегаема. Что вокруг, на каждом шагу, нас подстерегают сотни соблазнов. Что человек, которого мы выбираем, не всегда понимает нас, а нам не всегда близок его выбор или жизненная позиция.
Марк умен, очень умен, но это подвижный ум ребенка. Его взгляд на жизнь — незамыленный и чистый, скользящий по поверхности реальности в надежде объять как можно больше деталей и постигнуть в суть как можно большего числа процессов, избегает изнанки вещей. Он воспринимает жизнь как должное и не видит смысла в вопросах, на которые нельзя дать ответ. Считает, что «философствования» — удел тех, кто курит марихуану. Я другая. Я люблю вопросы бытия и этики, мне хочется нащупать мысль, которая взломала бы код реальности (или хотя бы дала это ощущение), я превозношу таинство скрытого от наших органов чувств.
Мне нравится думать, что все мы — части одного большего целого, что гонка за властью увлекательна, но по большому счету, не имеет смысла, что жизнь — даже если она в основном состоит из работы в офисе и быта, — может быть наполнена радостью и красотой, за которыми не нужно отправляться в путешествия вокруг земного шара, но нужно научиться их видеть в мелочах вокруг, и что секрет счастья спрятан в нас самих.
Все это банально, когда я пытаюсь это выразить словами, ибо это уже было сказано многими и сотни раз. Это говорят слишком часто, и слова давно утратили силу своего воздействия. Но когда я думаю, о том, что beyond,
