— Оставь это пока, Элли. Позже я тебе помогу. Сейчас мне нужно тебе кое-что рассказать. Давай пройдем в гостиную.
Даниэлла настороженно на него посмотрела. Когда они удобно расположились в гостиной — он в кресле, она на кушетке напротив, — Байрон сказал:
— Ты знаешь, что галерея окончательно обвалилась?
Даниэлла кивнула, хмурясь и с удивлением глядя на Байрона, словно меньше всего на свете ожидала об этом услышать.
— Как ты узнал? Я пыталась уберечь тебя от этого. Я умышленно прятала все газеты с информацией о галерее. Я ведь понимала, как сильно это тебя может расстроить.
— Я расстроился, — согласился Байрон. — Когда ты ушла, я сделал несколько телефонных звонков — и, должен признаться, совершенно убит. Хотя самое лучшее для галереи было рухнуть, так как она стала представлять для всех угрозу, — добавил он с перекошенным от боли лицом.
— Ты самый удачливый человек из всех, кого я знаю.
— Я удачливее, чем Джон, — подтвердил он. Да, он был счастливее Джона, потому что Даниэлла любила его! — Думаю, тебе следует знать, — начал Байрон, осторожно подбирая слова, — Джон был в курсе того, что шотландцы решили несколько облегчить себе работу.
— Значит, если бы он не погиб, то смог бы тогда все это исправить? Ты это имеешь в виду? Интересно, почему он мне ничего никогда не рассказывал? Хотя в то время он никогда не обсуждал свою работу со мной. Джон никогда не говорил о работе и свою личную жизнь не мешал со служебной. Думаю, в нем жило два совершенно разных человека.
— Все дело в том, что он пытался решить эту проблему, — тихо произнес Байрон. — Он встретился с шотландцами и пригрозил подать на них в суд, если они не будут вести дела добросовестно.
— И?..
Прошло несколько секунд, прежде чем Байрон ответил. Когда он, наконец, заговорил, в его голосе отчетливо слышалась глубокая скорбь.
— Его заставили молчать.
Глаза Даниэллы широко раскрылись, и, казалось, она перестала дышать.
— О чем ты говоришь?
— Смерть Джона была вызвана не несчастным случаем, Элли.
— Ты хочешь сказать, что кто-то убил его?
— Да, боюсь, что так.
— Но ведь следователь сделал заключение, что его смерть наступила в результате несчастного случая. — Две огромных слезы выкатились из ее глаз и потекли по щекам.
Байрону хотелось вскочить, подбежать к Даниэлле, заключить ее в свои объятия и утешить, но он еще не все рассказал.
— Налицо наглое сокрытие преступления. У Рода были свои подозрения, и он пошел в полицию, но там сочли, что он страдает паранойей. Когда шотландцы узнали, что он сделал, они объявили ему, что, если он и в дальнейшем предпримет такие же попытки, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Бедный Род с тех пор так напуган, что боится сказать лишнее слово. Мне понадобилось очень много времени, чтобы все это вытрясти из него.
В глазах Даниэллы отразился ужас, и она вздрогнула.
— А тебе не кажется, что несчастный случай с тобой был?..
— О Господи, нет, — быстро прервал Байрон ее подозрения. — Ясно, что это была моя собственная ошибка. Однако я подозреваю, что шотландцы сознательно отошли от дел, когда заметили первые признаки надвигающейся катастрофы. Мне кажется, они испугались.
— Что сделали с тем парнем, который уронил на голову Джона кирпичи? — Она побледнела и нервно сжала руками колени.
— Пока ничего, но мы знаем, где он живет.
— Кто это — «мы»?
— Я и частный детектив, которого я нанял, — ответил ей Байрон. — Я намереваюсь передать куда следует свои доказательства. Если бы не произошел этот чертов несчастный случай, я бы уже давно это сделал. Но я не успокоюсь до тех пор, пока убийца Джона не окажется на скамье подсудимых. — Наконец он сел рядом с Даниэллой на кушетку, мягко притянул ее к себе и смахнул волосы, упавшие ей на лицо. — Прости, но я должен был рассказать тебе о Джоне. Я ведь знаю, как сильно ты его любила.
— Я его не любила, — тихо проговорила она.
Сердце Байрона на какое-то мгновение замерло, а потом забилось так, что чуть не выпрыгивало из груди.
— Но ты сказала…
— Я помню, что говорила, — ответила Даниэлла. — Мне нравился Джон, я им восхищалась и считала его хорошей партией. Мы с ним отлично ладили, и, возможно, я должна была бы его до некоторой степени любить, но я люблю тебя. — Эти последние слова были сказаны так тихо, как будто она не хотела, чтобы Байрон их услышал.
— Тогда почему ты говорила неправду? — так же тихо спросил он.
— Полагаю, для самозащиты.
— Ты не хотела признаваться, что никогда не переставала любить меня?
— Да.
Это было самое тихое и слабое «да», которое ему когда-либо приходилось слышать, но и этого было достаточно. У Байрона из груди вырвался стон. Он повернул Даниэллу к себе лицом, радуясь, что теперь может с полным правом целовать ее.
Он почувствовал, как бешено бьется в груди сердце, как стучит кровь в висках, как поднимается в нем сильное желание. Позволит ли Элли? Или еще слишком рано для этого? Должен ли он обуздать свое желание?
Когда Байрон провел пальцами по ее сладко пахнущей коже, затем стал ласкать ее восхитительную грудь, так что у Даниэллы перехватило дыхание, он понял, что наконец-то счастлив.
Он опустил голову и долго покрывал ее грудь жадными поцелуями. Господи, это было божественно! Байрон перевел взгляд на ее лицо: глаза Даниэллы были закрыты, голова откинута назад, манящий рот приоткрыт.
И вдруг сильная боль пронзила его голову. Байрон понял, что позволил себе слишком большую нагрузку. Проклятье! И еще раз проклятье!
— Байрон? — Даниэлла все поняла, так как почти всегда чутко определяла перепады в его настроении, любую его мысль. — Твоя голова?
— Прости.
— Не извиняйся. — Она положила его голову к себе на колени и накрыла руками раненое место. Байрон чувствовал тепло ее рук — успокаивающее тепло, чувствовал, как боль постепенно уходит.
И Даниэлла поняла, что боль прошла. Она знала об этом, хотя Байрон не произнес ни слова.
Даниэлла решила, что настало подходящее время для того, чтобы наконец рассказать Байрону все. Сейчас они стали ближе друг другу, и Байрон как раз находился в хорошем настроении. Нужно рассказать, пока все не зашло слишком далеко.
— Я тоже должна тебе кое-что рассказать, — сказала Даниэлла, гладя его по голове и чувствуя под своими пальцами вновь отросшие короткие волосы. Он и без волос выглядел очень красивым, утонченным и весьма сексуальным.
— Если это что-то нехорошее, я не хочу об этом слышать, — сказал ей Байрон, поворачивая голову у нее на коленях так, чтобы видеть ее лицо.
