И правда – зажило. Вот только синяки на рёбрах остались от медвежьих объятий, и даже от ласкового взгляда Млады сердце Жданы охватывало лёгкое содрогание. Утром та собралась в обход вверенного ей отрезка границы и попросила завернуть ей с собой обед – остатки вчерашнего пирога. Горные вершины рдели утренним румянцем, а над озером ещё стлалась синяя мгла. Когда Ждана увязывала узелок, руки Млады заскользили по её бёдрам и талии, обняли, а дыхание защекотало ухо. Место укуса ёкнуло, Ждана застыла.
«Ладушка… Ну, не дрожи, – горячо шепнула Млада. – Прости. Я не буду больше кусаться. Ну, поцелуй меня».
Ждана нерешительно обернулась и протянула губы навстречу влажной щекочущей ласке. Глаза Млады лучились незабудковым теплом, и сердце девушки согрелось.
«К ужину что сделать?» – спросила она, коснувшись кончиком носа щеки Млады.
«Я днём принесу какую-нибудь дичину», – пообещала та, ещё раз приникла к губам Жданы сладким до замирания души поцелуем и выскользнула из дома.
Потянулись дни, похожие один на другой, но Ждана не тяготилась скукой, находя себе занятия. Покончив со стряпнёй, стиркой и уборкой, она садилась в светлице к окошку – вышивать. Под её ловкими пальцами оживали петушки, загорались солнышки, расцветали цветы. Помня уроки Зорицы, Ждана призывала Лаладу и вкладывала в каждый стежок тепло и нежность, пожелание благополучия и здравия Младе, мысленно целуя её глаза.
Жили они сытно: птица и рыба на столе не переводились, да и мясо бывало часто. Однако, когда Ждана заглядывала в гости к семье своей избранницы, Крылинка норовила сунуть ей что-нибудь съестное – пирожки, ватрушки, корзинку яиц, крынку сметаны, кувшин молока, а порой – пару пухлых, ещё дышащих печным жаром пшеничных калачей. Ждана из гордости упиралась, не хотела брать, но Крылинка просто впихивала ей гостинцы в руки – как тут поспоришь? Да и калачи… М-м! Запашистые, с пылу-жару – как не съесть прямо на месте с кружкой молока, обмакивая в мёд и наслаждаясь тёплой добротой мякиша и хрустящей корочкой?
Млада несла сторожевую службу в две смены – то днём, то ночью. Пока ни с кем из своих сослуживиц она не спешила знакомить Ждану, объясняя такую скрытность тем, что до свадьбы лучше от этого воздержаться, и девушка с утра до вечера сидела одна, лишь иногда наведываясь в гости в Кузнечное. А между тем лето рассыпало наконец свои ягодные сокровища. Поддавшись на ласковые уговоры, Млада согласилась однажды взять Ждану с собой в дневной дозор. По-звериному мягко ступая ногами в кожаных чувяках, она кралась впереди, ласкаемая солнечными зайчиками, а следом шагала Ждана с лукошком. Исходив эти окрестности вдоль и поперёк, синеглазая защитница Белых гор знала все ягодные места, и ей ничего не стоило провести Ждану по ним, а волшебное кольцо помогало сократить путь. Разговаривать не разрешалось: попытки начать беспечную болтовню Млада пресекала строго-ласковым «ш-ш!» и приложенным к губам пальцем. Её взгляд задумчиво блуждал, устремлённый вдаль, а временами женщина-кошка останавливалась со странным, нездешним выражением на лице. Ждана благоговейно молчала, зная: это Млада так «слушала». Каждая из них занималась своим делом, но Ждане порой хотелось разрушить эту досадную стену отрешённости, которой её избранница отгородилась от неё. Как же привлечь к себе внимание? Ждана прикидывала так и этак. Может, чего-то испугаться? Или притвориться, что подвернулась нога? Нет, ронять лукошко не хотелось: ягоды рассыплются, собирай их потом в траве… Вдруг Млада застыла, словно почуяв что-то или кого-то.
«Что…» – шёпотом начала было Ждана, но властный взмах руки оборвал её на полуслове.
Взгляд Млады был прикован к зарослям соснового молодняка. Чувствуя спиной холодок беспокойства, Ждана тоже всмотрелась в тень под ещё невысокими деревцами, а когда Млада начала осторожно, неслышно вытаскивать из кожаного чехла на поясе нож – всерьёз испугалась. Какая неведомая опасность таилась в нежно-зелёной хвое, с виду такой спокойной и солнечной? Дикий зверь? Не успела Ждана моргнуть, как Младу словно ветром снесло с места… Это был не прыжок и не разбег: женщина-кошка просто смазанным, размытым вихрем обрушилась на кучку пушистых сосенок. Треск веток, тревожное колыхание тонких макушек – и уже через мгновение Млада победно возвращалась, одной рукой вытирая окровавленное лезвие о бедро, а в другой неся за лапы обезглавленную тушку крупного рябчика.
«Обед», – плотоядно мурлыкнула она.
Подняв птицу над головой, Млада стала ловить ртом текущую из перерезанной шеи алую струйку. Крылья обезглавленного рябчика судорожно хлопали, как живые, а Млада с удовольствием глотала ещё тёплую кровь. Ждане не пришлось прибегать ни к каким умышленным уловкам: дурнота накрыла её тошнотворно-душным колпаком, унесла землю из-под ног, и пришлось прислониться к стволу, чтобы не упасть. Млада же, вволю напившись крови, присела и принялась тут же ощипывать птицу, пока тушка не успела остыть. Ветерок относил лёгкие, пушистые пёрышки в сторону, из-под них постепенно проступала, оголяясь, пупырчатая, голубовато-розовая кожа. Без перьев рябчик оказался не таким уж большим.
«Ещё б одного добыть, – раздумчиво проговорила Млада, оценивая тушку. – А лучше парочку: тут мяса-то – всего на один укус, полакомиться только. Подожди-ка…»
Положив ощипанную птицу на землю, женщина-кошка пружинисто поднялась, вслушиваясь в зелёный лесной покой, после чего, прыгнув куда-то вбок, исчезла из виду. Девушка тем временем, чтобы справиться с тошнотой, села на траву, прислонившись спиной к сосновому стволу, и кинула в рот несколько кисловатых ягод брусники, потом выбрала и отправила вслед за ними синие бусинки голубики. Ягода лежала в лукошке вперемешку: какая попадалась, ту Ждана и собирала в тех местах, по которым её водила Млада. Рядом на земле осталась сумка женщины-кошки – с хлебом, крутыми яйцами, куском жареной утки и флягой воды, а возле неё в траве валялась занятная вещица – железная птичка с щелью на конце длинного, как у трясогузки, прямого хвоста.
«Хм», – озадаченно пробормотала Ждана.
Вспомнилось, что она видела эту безделушку у Млады пару раз, но всё забывала спросить. Взяв свистульку в руки, она заметила у неё порванный шнурок: видимо, Млада носила её на шее под безрукавкой, да потеряла. Поднеся птичку к губам, Ждана дунула в щель, но никакого особенного звука не услышала. Решив, что дунула слишком слабо, она попробовала ещё раз, посильнее, но получился только еле различимый писк, не громче комариного. Отняв холодный металл от губ, Ждана подкинула птичку на ладони, поймала. Странно. Мало прока в такой тихой свистульке… Да и дуть в неё оказалось необыкновенно тяжело – даже в голове зазвенело, а щёки едва не лопнули от натуги.
