Джад вернулся раньше, чем Минерве удалось вымыться.
– Ну зачем ты так? Тебе еще рано вставать, ты слишком слаба.
Память услужливо подсказала ей похожую ситуацию из прошлой жизни. Это было уже после смерти матери. Если она болела, то всегда оставалась одна, отец к ней даже близко не подходил, боясь заразиться. Зато если болел он, она всегда была рядом с ним.
– С тех пор как умерла моя мать, я всегда сама заботилась о себе во время болезни, – объяснила Минерва свое поведение, забираясь обратно в постель.
– Но только не в этом доме, – сказал Джад. – Я сегодня остаюсь дома и не отойду от тебя ни на шаг, а Люси будет присматривать за детьми.
Минерва с трудом верила своим ушам, а еще меньше глазам. Он смотрел на нее с нежностью.
– В этом нет никакой необходимости, – слабо запротестовала она.
– Есть! И не спорь. Помнишь, я поклялся любить и заботиться о тебе и в болезни, и в горести.
– Помню.
– А теперь спи.
Понимая, что спорить дальше не имеет никакого смысла, она закрыла глаза.
Лишь утром следующего дня Минерва проснулась с ощущением, что ее силы стали постепенно восстанавливаться. Удивительней всего казалось то, что Джад спит рядом в ее комнате. Во время болезни он сумел не только окружить ее заботой. Его присутствие вселяло в нее уверенность, что она находится под надежной защитой, что все будет хорошо.
Уж кто-кто, а она может оценить, что это значит, если рядом человек, на которого можно положиться. Больше всего на свете она боялась умереть в полном одиночестве. Этот страх родился в ней после одного тяжелого случая. Тогда она проболела больше двух недель. Отец лишь заглядывал в ее комнату утром и вечером. Убедившись, что силы к ней еще не вернулись, он снова оставлял ее одну. Первый приступ болезни оказался столь сильным, что она не могла встать и сходить к врачу, который бы назначил лечение. А когда добралась до больницы, то после осмотра не смогла выйти из кабинета. Да и дальше было ненамного лучше. Ведь даже стакан воды некому было подать…
– Ну как, уже лучше? – спросил Джад.
– Думаю, жить буду, – отозвалась Минерва. Он нежно улыбнулся.
– Я очень рад это слышать.
Минерва положила голову ему на грудь так, чтобы были слышны удары сердца.
– Спасибо, что был со мной рядом, заботился обо мне.
Джад погладил ее по голове, убирая прядь волос с лица.
– Я пытался сказать тебе, что хочу заботиться о тебе всю оставшуюся жизнь.
Минерва изучающе посмотрела на него. Нет, в его глазах не было жалости, лишь нежность и ожидание ответа.
– Думаю, раз ты так говоришь жуткому пугалу, в которое я превратилась, значит, это серьезно.
Джад и впрямь был серьезен, как никогда.
– Да. Любовь пришла ко мне так естественно, что я даже не понял этого. А потом пережил кошмар, представляя, что могу окончательно тебя потерять.
Минерва шмыгнула носом, стараясь сдержать слезы.
– Ты действительно меня любишь?
Он нежно улыбнулся.
– Да, я по-настоящему люблю тебя, Минерва. Нежно, ласково и глубоко. Всем своим сердцем. И в моих глазах ты всегда самая красивая. Ты самая неповторимая и любимая. Это то, что я знаю твердо.
Одинокая слезинка скатилась по щеке Минервы, она все же не смогла ее удержать. Только Джад, ее замечательный Джад, мог быть таким великолепным.
– Ты самый лучший мужчина в мире. И я люблю тебя еще сильнее, – призналась она.
Джад хотел было ее поцеловать, но она нежно отстранила его.
– Не будем испытывать судьбу. Тебе совсем не обязательно болеть этим ужасным гриппом. – Улыбка Минервы сменилась напускной маской обиды. – Не хватает еще, чтобы ты болел, когда я уже выздоровею. Мне все-таки хочется достойно отметить возвращение в твою спальню.
Джад рассмеялся.
– Ну, как пожелаешь.
Закрыв глаза, Минерва заснула со счастливой улыбкой на лице.
Прошло еще два дня. Сегодня Минерва встала с постели и даже помогла Люси с посудой, а потом пошла в игровую, да так и застыла в дверях, со счастливой улыбкой наблюдая, как Джад с Генри собирают железную дорогу. Девочки весело помогали им, а Джон с увлечением смотрел телевизор. Идеальная картина семейного счастья, и Минерва с радостью осознавала себя ее частью.
Проходя в комнату, она заметила, что Джон снова озабоченно смотрит на нее. Вчера она уже заметила этот взгляд и даже предложила ему выложить все начистоту. Но Джон рассказывал о чем угодно: о игрушках, о делах в садике, но не о том, что его тревожило на самом деле.
Только, кажется, сейчас он созрел и решительно подошел к ней. В точности копия своего папы, с невольной улыбкой подумала Минерва.
– Ну что, ты наконец-то решился рассказать, что тебя гложет целый день?
Он глубоко вздохнул, потом сказал:
– Я просто подумал… Можно, я и тройняшки будем называть тебя мамой?
Минерва почувствовала себя на седьмом небе от счастья.
– Конечно, я буду рада, если вы будете звать меня мамой. – Она обняла Джона и крепко прижала к своей груди.
Джон счастливо заулыбался.
– Мама, мама! – запрыгал он от восторга, подбежал к малышам и стал их тормошить. – Мы теперь будем звать Минерву мамой. Она наша настоящая мама.
Малыши смотрели на него удивленно. Видимо, они не совсем понимали, что он им говорит, главное, что это хорошая новость.
Джад, растроганно улыбался, восторг сына поразил его.
– Мама, иди сюда, папа хочет поцеловать тебя!
Джад подхватил Джона на руки и подошел к Минерве. Они легко поцеловались и тут же опустились на ковер, чтобы обнять малышей. Минерва блаженно вздохнула. Теперь у нее была своя настоящая семья.
