— Брюс, я не вынесу…
— Нет, это я не вынесу, я пьянею от твоего аромата, от твоего вкуса.
Он приподнялся над ней, и она замерла от зрелища его мужского великолепия.
Он был готов к любовному сражению.
— О Дорис, я заставлю тебя забыть всех, кого ты знала раньше, — бормотал он страстно…
И, несмотря на то, что чувство реальности покинуло ее, Дорис, внутренне усмехнувшись, подумала, что нельзя забыть того, чего не было вообще.
Руки Брюса скользнули под округлости ее ягодиц, он стал поднимать их вверх. Порыв желания затопил затаившиеся в ее душе страхи. Она чувствовала его своей нежной кожей — это было великолепное ощущение. Но разве можно было сравнить что-либо с тем моментом, когда он вошел в нее! Веки Дорис опустились в сладкой истоме, и она не могла увидеть недоумение и ужас, вспыхнувшие в глазах Брюса. Ощущения поглотили ее. Сила страсти нарастала; в реальности все было мощней и острее, чем она себе воображала. Наконец в избытке чувств Дорис закричала, боясь задохнуться от переполнявших ее эмоций. Взрыв животной страсти заставил ее вцепиться ногтями в спину Брюса, и она не отпустила его, даже когда сама любовная игра завершилась.
И как следствие эмоционального взрыва, она без всякой видимой причины заплакала. Она рыдала, утирая слезы тыльной стороной ладони.
И только тут Дорис впервые ощутила, какой грубой была ткань коврика, давшая приют их любви. Она провела рукой по бедру Брюса, наслаждаясь эластичностью его кожи. А он, неожиданно больно схватив ее за запястье, притянул к себе и посмотрел в глаза.
— Мне кажется, ты должна объяснить мне кое-что.
Он своими бедрами обхватил ее стройную ногу, как бы взяв в плен. Ей совсем не хотелось говорить, она все еще пребывала во власти только что изведанных чувств.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду…
Брюс не сомневался, что она хитрит, и решил добиваться правды и только правды.
— Скажи мне, как могло произойти, чтобы вдова, известная своими многочисленными похождениями, досталась мне нетронутой? Не скрою, мой личный опыт соблазнения девственниц маловат.
Дорис почувствовала, как место всепоглощающего счастья заняла жгучая обида. Совсем не этого ждала она сейчас от Брюса. Все возвращалось на круги своя. Опять он все портит, подумала она.
— Означает ли твое неудовольствие, — спросила она, — что, знай ты об этом прискорбном факте, ничего бы просто не случилось?
Он обмотал ее волосы вокруг своей ладони, на лице его появилась странная смесь самоиронии и жестокости.
— Если бы я мог догадываться об этом, то принял бы совершенно другое решение. Какое, это теперь останется вопросом теории. И все же, Дорис, я жду объяснения.
— Может быть, мне еще и извиниться за то, что не поставила вас в известность, с кем вы имеете дело?
Пронзительно вскрикнув, Дорис вырвалась из его рук и побежала в спальню. Хотя в окно пробивались теплые лучи солнца, ее знобило. Она накинула халат и присела на край кровати. Чтобы хоть немного прийти в себя, стала разглядывать кончики пальцев.
— Я жду, — услышала она требовательный голос.
Он стоял в дверном проеме.
— Что еще не так, Брюс? Вас обескуражило то, что я играла не по вашим правилам, но это дело поправимое. Можете не беспокоиться, я не собираюсь учинять вам скандалы.
Он сел рядом с ней на кровать, которая жалобно скрипнула под его тяжестью, и еще раз с монотонной нудностью повторил:
— Ну так как же ты объяснишь мне все это? Стало быть, ты не делила это скрипучее ложе с Лэмом?
— Лэм сейчас в Канаде, у него там невеста.
Дорис сделала это признание тихим, но твердым голосом. Она достала из кармана халата платок и прозаически высморкалась.
Он оставил меня присматривать за квартирой.
— Думаешь, все это смешно, — вдруг громыхнул Брюс, — заставлять меня терзаться из-за твоих, как оказалось, мнимых похождений? Ты делала из меня дурака!
— А, вот в чем дело? Неужели это самое главное из того, что произошло между нами? Ах, ах, ах! Всемогущий Брюс Кейпшоу оказался в дураках.
Голос Дорис поднялся на целую октаву выше обычного.
— Сядь. — Брюс толкнул Дорис на постель, когда она попыталась привстать. — Что будет, если я тебе врежу и выкину в том, в чем ты есть, на улицу… чтобы ты не вела себя впредь как самодовольная маленькая идиотка.
— Мне кажется, вы делаете из мухи слона, — сказала Дорис нарочито небрежным тоном и отметила, как он побледнел от гнева.
— Значит, это пустяк для тебя?!
— Может, вы успокоитесь, если я пообещаю во всеуслышание подтвердить вашу репутацию непревзойденного любовника?
— О нет! Кому нужны комплименты бывшей девственницы! Хотя, не могла бы ты все же объяснить, как, побывав замужем, ты ухитрилась ею остаться?
— Могу, — коротко согласилась Дорис. — Дейвид стал импотентом еще до нашего брака. Это было следствием его болезни.
— И ты об этом знала? Знала еще до?.. — тихо спросил Брюс.
— Конечно, Дейвид был откровенен со мной.
— Вот ведь старая эгоистичная сволочь!
Он произнес эти слова так, что голова Дорис вздернулась от возмущения.
— Какое вы имеете право… — начала она.
Он явно не слышал ничего, что она говорила, потому что был погружен в свои мысли.
— Зачем ты пошла на это? Зачем?
— Я его любила. Он был так добр ко мне, научил меня многому хорошему. Чувство благодарности к нему перевесило все остальное:
— Доктор рассказал мне, сколько тебе досталось. Это была непосильная ноша. Выходит, все ваши деньги ушли на лечение, не так ли?
Возможно, хоть теперь, понадеялась Дорис, до него дойдет, как он был не прав, считая ее любительницей легкой наживы, искательницей приключений, попросту шлюхой. Ей пришло в голову, как мерзко по сути своей слово «переспать». А ведь Брюс заявлял не раз, что она хочет «переспать» с ним, чтобы завладеть его чековой книжкой.
Между тем его самоирония затухала, а ярость набирала силу. Он, считавший себя крупным знатоком психологии, оказался одурачен маленькой девственницей.
— Ну какого черта ты мне не сказала обо всем раньше! — воскликнул он в сердцах.
— Не видела в этом какого-либо смысла! — парировала она. — Все равно вы не поверили бы ни одному моему слову. Вы же меня приговорили и распяли с первого момента нашей встречи.
— Будь ты проклята… ведь это ты заставила меня так думать о тебе!
— Мне просто не хотелось огорчать вас. По-моему, предполагать гадости обо мне доставляло вам какую-то извращенную радость. А может, вас возбуждают только потаскухи? С порядочными вам скучно, и вы теряете форму.
