на себя, и ровно в этот же момент со всех сторон раздался звон бьющегося стекла. Что происходит? Дверь, которую я хотела открыть, практически выбили из моих рук, и в помещение ввалилось несколько мужчин.
Меня ударило дверью и я, сделав несколько шагов назад, не удержала равновесие и упала на пол.
— Он здесь! София Григорьевна, с вами всё в порядке? — мужчина, ворвавшийся в дверь, подбежал ко мне, помогая встать и повел в сторону кровати, чтобы я присела. Сначала я почти начала брыкаться, чтобы вырваться и все-таки выйти из этого здания, но потом увидела Мишу, которого к полу прижимал Юра, человек Яна.
Облегчение разлилось по всему моему телу. Он здесь, он меня нашел, все будет хорошо. Малышка начала пихаться внутри меня, будто подтверждая мои мысли, что сейчас всё точно наладится.
Я забралась обратно на кровать с ногами, смотря, как Миша, словно дикое животное извивается на полу. Всё закончилось, всё закончилось…Меня начало трясти, видимо, сказывалось нервное напряжение этих дней. Я и не подозревала, насколько держала себя в руках всё это время.
Когда я увидела Яна, моей первой реакцией было желание броситься к нему в объятья. Но из глаз хлынули слёзы, и я так и осталась сидеть, ощущая лишь, как огромное тело с таким родным запахом отгораживает меня от всего этого опасного мира собой.
— Я нашел тебя, моя маленькая, больше такого никогда не повторится, я тебе обещаю.
— Ян — я посмотрела на него, и увидела, что он тоже плачет. Мой сильный мужчина, который никогда не показывает своих эмоций, сейчас плакал. Что же творилось внутри него! Я стерла слезу с его щеки, и прижала к себе еще сильнее. Нам вдвоем нужно было время, чтобы поверить, что всё хорошо.
Мы с Яном почти сразу сели в машину и поехали обратно в город. Он настоял на том, чтобы мы поехали в больницу, и проверили меня и малыша. Ребята, которые совершили штурм дома, остались с Мишей там, дожидаясь полиции. Если честно, я была удивлена, что Ян его не убил, но ему, кажется, важнее было сейчас чтобы со мной и ребенком всё было в порядке.
— Он с тобой… что-нибудь сделал? — я видела, что каждое слово дается ему с трудом.
— Нет, нет…не успел. Вы приехали вовремя.
— Прости меня, Софа. Я должен был это предвидеть.
— Да я сама хороша, надо было ещё в прошлый раз написать на него заявление. Что ему сейчас будет?
— Если выживет, то отправится в тюрьму.
— В смысле, если выживет?
Ян не ответил на мой вопрос, молча продолжив вести машину. А я поняла, что меньше всего сейчас меня интересует судьба и благополучие Миши.
Затормозив у клиники, муж помог мне выбраться из машины и вместе со мной прошел внутрь.
Мне обработали ссадины на руках, которые остались от наручников, взяли анализы и осмотрели у гинеколога.
— Ну что, в целом, все в порядке. Однако, рекомендуем для Софии Григорьевны снова полный постельный режим, потому что сейчас, если говорить простым языком, организм слаб, есть риск преждевременных родов, а для нас крайне важно перейти порог в 34 недели, в идеале доносить минимум до 36.
— Понял, всё организуем.
Мы с Яном отправились домой, а через пару часов к нам нагрянула полиция, чтобы взять с нас показания. Не знаю, как Ян это устроил, но мне не пришлось ездить ни по каким участкам, или дожидаться на месте происшествия. Я, после душа, лежала в кровати, а ко мне потоком сами заходили люди.
— Ян, можешь дать мне телефон? Я хочу позвонить папе, сказать, что у меня всё в порядке, он, наверное, потерял меня за эти дни. Не хочу, чтобы он переживал. Не рассказывай ему, пожалуйста.
— Он уехал в командировку и потерял там телефон — Ян делал мне чай, пока отвечал, и решительно не смотрел на меня, как я ни пыталась разглядеть хоть что-то в его выражении.
— Что? Он не говорил ни про какую командировку. С ним всё в порядке?
— Да, всё хорошо. Он вернется через несколько дней и сам к нам зайдет, так что не переживай, помни, тебе нельзя волноваться.
Мне не нравилось это, тут явно что-то было не так. Но последние дни настолько меня опустошили, что не осталось сил даже на то, чтобы что-то обдумывать и вынюхивать.
— Спи, детка — Ян поставил кружку горячего чая на прикроватный столик, и поцеловал меня, прежде чем выйти из комнаты, чтобы дать мне отдохнуть.
Моей единственной мыслью, когда я засыпала, было только то, что я очень хочу, чтобы это было последнее испытание на моем пути, потому что я уже очень устала, и, мне кажется, уже не выдержу очередной удар судьбы.
Ян
Я не знал, как ей сказать. Как сказать своей любимой женщине, которая вынашивает твоего ребенка и которой нельзя волноваться о том, что её отец очень плох? Уже несколько дней папа Софы лежал в больнице, и врачи были настроены не очень радостно по поводу его состояния.
— Ян, как Софа? — Григорий Семёнович постарел на глазах. Осунулся, резко похудел и выглядел крайне болезненным.
— Всё хорошо, отсыпается дома. Не переживайте, приставил к дому дополнительную круглосуточную охрану, чтобы быть спокойным, хоть за то, что Михаил попробует пробраться в дом ещё раз, можно не переживать.
— Вы сильно его там, что ли? — я на всякий случай посмотрел на дверь в палату, закрыта ли она, и проверил углы на наличие камер. Одна камера была установлена, но насколько я в них разбирался, эта модель была без записи звука. Зная, на что способны люди в крайних ситуациях, я на всякий случай встал к камере спиной, чтобы после сказанное мной нельзя было прочесть по губам.
— Он еле выкарабкался, но жить будет. Я ездил туда, и меня еле оттащили. Сказали, что таким его и нашли.
— Проблем не будет?
— Нет, там всё улажено. И весточка уже в его будущую колонию ушла, чтобы если что, «позаботились» там о нём как нужно.
— Софа знает об этом?
— Знает только, что его судят и что он сядет. Про другое решил не говорить. Вчера приходила Катя, приносила деньги, просила смягчиться нам, но я её послал.
— Ты бы повнимательнее с её ухажером, на всякий случай.
— Да я и сам уже понял. Вы то как?
— А чего мне, лежу, отдыхаю, набираюсь сил.
— Софа очень хочет с увидеться, переживает, что что-то случилось.
— Я ей позвоню сегодня,
