их в уши и включаю музыку на всю громкость. Боковым зрением ловлю охреневшие лица окружающих. Плевать. На все плевать. Разворачиваюсь и быстрой походкой ухожу подальше от места своей казни. Он же убил меня сейчас, распял на глазах у всего университета, душу и сердце растоптал, оставил одну оболочку, пустую и невзрачную.
У меня еще будет время подумать, осознать и поплакать, но не сейчас, не при свидетелях и не перед ним.
Я сбежала на набережную, потому что не хотела никого видеть и ни с кем говорить. А что тут можно сказать? Как мне жить дальше с такой славой на весь университет? Как теперь склеить свою жизнь, разлетевшуюся на части? Как заставить душу и сердце не болеть? Я не знаю.
Поэтому просто приехала сюда, отключила телефон, смотрела на воду и захлебывалась слезами. Как только оказалась здесь одна, плотину прорвало, и слезы хлынули сплошными потоками.
Чувствую, как сзади кто-то приближается, но не оборачиваюсь. Подходит и молча садится рядом, обнимает и прижимает к себе мою голову. Ничего не вижу из-за пелены слез, но чувствую по запаху Юльку. Она всегда знает, где меня искать и всегда придет на помощь. Сколько мы сидим так, я не знаю, мне кажется, достаточно долго. Юлька немного наклоняется и шелестит пакетами. Достает бутылку виски, ловко ее открывает и разливает по стаканам.
— Не чокаясь, — коротко произносит.
Я киваю и мы одновременно опрокидываем в себя содержимое. Крепко, но возможно, то, что мне сейчас нужно. Посидев еще немного на набережной мы вызываем такси и едем к Юльке. Дома я в таком виде показаться не могу и не хочу, хорошо, что у подруги родители редко бывают дома и именно сейчас они в командировке.
Мы пьем почти всю ночь, сменив виски на менее крепкое вино. Мне кажется, что за это время я выплакала весь свой жизненный запас слез. Подруга каждый раз на мой новый приступ плача просто молча обнимает меня и качает, как маленькую.
— Вот зря все-таки Игорь так рано оттащил меня от этого придурка, я бы ему еще и глаза выцарапала вместе с волосами, — говорит мне подруга между делом.
— Что ты сделала? — в шоке произношу, уставившись на подругу.
— Когда я приехала в универ, все студенты на парковке гудели словно улей. Я подошла к нашим и мне все рассказали. Ты же понимаешь, в каком я была бешенстве. Ну так вот, я быстро нашла Гордеева и Романова. На пары они не пошли, сидели в машине и пили, как раз собирались уезжать. Когда я подошла, Гордеев вышел из машины, видимо, хотел наговорить мне гадостей, но я даже слова ему сказать не дала. Вцепилась в волосы и когтями выдрала клок, зацепила лицо немного и уже нацелилась шпильками потоптаться на его ширинке, но тут меня Игорь схватил и оттащил от него. Они там оба пьяные уже сидели вдрызг, поэтому с реакцией у Гордеева туго.
— Боже, Юль, как он не убил тебя за это, — потрясенно выдыхаю, — ты с ума сошла так рисковать из-за меня? Тем более с пьяными связываться.
— Не сошла, Ника. Я убью за тебя. И я его предупреждала об этом. Меня потом Игорь закрыл собой и отвлек этого мудака, чтобы я успела уехать. Тоже мне герой защитник нашелся, — фыркает раздраженно.
— Они что пьяные домой поехали? — спрашиваю с тревогой.
— Ну, ты нашла тоже за кого переживать! — возмущенно вскрикивает, — никуда они не поехали, их такси увозило, я видела, когда выезжала с парковки.
— Я никого не жалею, просто никому не желаю смерти, — с грустью отвечаю ей.
— Что могло случиться, что он так изменился, — задумчиво рассуждает подруга вслух.
— Он не изменился, Юль, он всегда был таким.
— Не был, Ника, с тобой он таким не был, — заверяет меня твердым голосом.
— Хотел получить, прикинулся хорошим и получил. Надоело, бросил, — со слезами в глазах шепчу ей.
— Но зачем это делать так прилюдно, здесь явно все не так просто, — продолжает настаивать.
— Мне плевать, просто или нет. Теперь уже это все неважно. Он запустил необратимый процесс.
— Да понятно уже, что тут ничего не исправишь, я просто переживаю, не вылезла бы дальше еще какая-нибудь гадость. Если это все было не просто так и за этим еще кто-то стоит, то это еще не конец. Вот я к чему.
— Куда уж хуже? Я и так разваливаюсь на части от боли. Тут уж или добить или закалить до стали.
— Закалить до стали… это мне нравится, — с улыбкой отвечает подруга и тянется своим бокалом, чтобы чокнуться.
— Стать бесчувственной стервой на всю жизнь и использовать других для достижения своих целей, думаешь это выход? — спрашиваю хриплым от слез голосом.
— Бывает, что это единственный выход, Ника.
И я понимаю, что она права. Когда каждый раз ломаешься от причиненной кем-то боли и не можешь долго собрать себя по кусочкам, то потом, когда, наконец, соберешь, нужно больше никого не впускать в свою жизнь и уметь вовремя перешагивать через очередной предполагаемый источник боли. Танком переть по жизни к своей цели, подминая под себя все препятствия и тех, кто встает на твоем пути.
Конечно, на следующий день легче мне не стало. Приходит полное осознание и становится только хуже, потому что вчера был шок, и пока находишься под его воздействием, все остальные чувства притупляются. Но вот, когда проходит шок, начинается настоящая ломка. Оказывается за тот безоблачный месяц, что мы были вместе, я настолько растворилась в нем, что жить сейчас без него не получалось. Только существовать.
Я не могла толком есть и спать. Чтобы утром встать с кровати мне нужно было приложить массу усилий. Юлька, напуганная моим состоянием, настаивала на том, что меня нужно срочно показать врачу. Сначала я была категорически против, но потом случилось еще кое-что. Я больше не могла танцевать. Я выходила на середину зала, но как только начинала звучать музыка у меня в голове что-то щелкала и я снова слышала его слова:
«ты наверно и задницей своей зачетной передо мной крутила, чтоб я окончательно поплыл и у меня мозги отключились».
«ты так развратно крутила бедрами, круче, чем любая стриптизерша».
Все это было для меня еще одним ударом. И тут еще надо подумать, какой из них мне будет пережить тяжелее. Мое любимое увлечение, дело всей моей жизни. Неужели вот так вот все должно закончится. Я же в университет пошла только, чтоб родителям
