швыряю телефон Яны в противоположную стенку. Экран идет трещинами, но мне все равно.
Иду к машине и на ходу звоню подруге Васнецовой – Даше, может, она знает, где сейчас Аня заливается горем?
– Понимаешь, Аня… уехала.
– Ну я догадываюсь, что она не дома и уж тем более не у меня дома. Не знаешь, где мне ее искать?
– Дим, ты не понял. Она из города уехала.
– То есть? – я так и застываю в нелепой позе, залезая в машину.
– Она знатно психанула и решила смотаться куда подальше на неопределенное время. Сказала, что хочет от всех отдохнуть. Оставь ее сейчас и не переживай: я за ней прослежу.
Ни черта не хорошо, конечно. Швыряю телефон на соседнее сидение автомобиля и матерюсь в пустоту.
Успокаивает только одно: я знаю, как все исправить. Ведь иногда чтобы быть рядом с любимой женщиной надо сделать чуточку больше, чем нифига.
Глава 27. Не шутите с женщинами
За окном давно свечерело, и в окно бьется луч фонаря.
Я сижу на полу, прислонившись спиной к входной двери, и рыдаю. Горько. Навзрыд. Никогда бы не подумала, что буду плакать из-за мужчины – а всё-таки плачу. Кондратьев не позвонил, не приехал. Исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. С ним всё очевидно, он расставил для себя приоритеты. Но сердце почему-то дерет на счастье ржавой пилой. Мне хочется свернуться калачиком и реветь безостановочно, пока не кончатся слезы, и я не умру от обезвоживания.
Так вообще бывает?
Не знаю, но проверю.
Надо бы забрать из дома Кондратьева свои вещи, да только не представляю, что когда-нибудь смогу переступить порог его квартиры. Вдохнуть запахи, которыми пропитаны эти стены. Наткнуться на его шмотки.
Да ну. Лучше куплю новое барахло.
Хватит себя жалеть, Васнецова. Ты же взрослая, самодостаточная. Непоколебимая. Ты со свадеб убегаешь и из неприятностей выходишь с гордо поднятой головой.
А тут чего расклеилась? Сколько ты уже сидишь вот так, размазывая сопли по лицу? Час или два?
Прекращай.
Кажется, мантра сработала. Я все-таки иду в ванну и умываюсь. Через нежелание. Через слезы. Боясь поднять глаза и увидеть в зеркале своё отражение.
И тут в дверь звонят.
Долго.
Пронзительно.
Дима?..
«Не Дима, а Кондратьев, а ещё точнее – урод и последняя скотина», – напоминаю себе и сжимаю край раковины. Сильнее всего хочется рвануть к двери, впустить мужчину, что стоит за ней. Выслушать его. И…
Дать еще один шанс. Простить.
Какая же я тряпка!
Приходится навесить маску равнодушия и открыть замок.
– Что, нагулялся, можно и с дурочкой-Васнецовой переговорить? – спрашиваю с ухмылкой.
Но тут утыкаюсь взглядом в букет алых роз, за которым не разглядеть вообще ничего. Сомнений быть не может. Только один человек из моей жизни способен на столь дорогие и безвкусные подарки.
– Аня, я не знал, какие цветы дарят женщине, перед которой хотят извиниться, и предпочел классику.
Вова выглядывает из-за розового куста. Он сосредоточен и даже хмур, смотрит на меня из-под насупленных бровей. Мнется. Закусывает губу.
Неужели он опять вспомнил про наши отношения?!
Да вашу ж мать!..
– Вова, тебе ничего не светит, убирайся.
– Мне ничего от тебя и не надо. Кроме прощения, – вздыхает бывший любовник. – Иначе мне не дадут забрать Ульяну, сама понимаешь. Нюра, не думай. Мы обязательно уедем, никогда вас не потревожим. Наверное, твой Дмитрий прав. Я должен был во всем признаться, неправильно это по отношению к тебе.
– Чего ты несешь?..
Во взгляде Вовы появляется сомнение.
– А ты не в курсе?
Он аккуратно отстраняет меня от порога и заходит внутрь, всучив мне в руки гигантский букет. Тот и весит, наверное, целую тонну. Не особо заморачиваясь, я складываю его возле двери соседки, а сама возвращаюсь к Вове.
– Итак…
– Короче, слушай меня внимательно.
И он начинает свой рассказ. Долгий такой, мучительный. Переворачивающий всё с ног на голову.
Потому что Вова говорит, что причастен ко всем подставам с цветочным бизнесом. Он методично вспоминает каждую и говорит об этом так спокойно, будто обсуждает телесериал, а не мою жизнь.
Меня словно окунули в ледяное озеро, а затем выбросили на мороз. Тело заиндевело. Я вспоминаю все те разы, когда срывалась поставка цветов. Когда приходили братки с намеками, что готовы сжечь мой магазинчик, если я не заплачу дань.
Я вспоминаю, как бросила любимое дело, решив, что такова судьба. Прыгнула в объятия Вовы и согласилась на чертову свадьбу.
Меня не душат слезы, нет. Мне не хочется расплакаться.
Меня наполняет дьявольская ярость. Такое бешенство, которое затмевает собой всё разумное. Не остается мыслей – голова чиста.
Вова рассказывает про их связь с Ульяной и то, что моя некогда лучшая подруга учинила, только бы отомстить Кондратьеву за то, что он её бросил. Заодно и меня решила прикончить – правильно, а чего мелочиться?
В моей жизни есть хоть один нормальный человек? Мой бывший жених – нездоровый на голову маньяк, готовый сломать жизнь девушке, только бы сделать её своей игрушкой. Кукловод со стажем, мать его.
Моя подруга – психопатка, которая подливает в алкоголь яд.
Самое обидное, что её-то Вова любит. Ради неё он приехал очищать душу и говорит о ней с придыханием.
А Кондратьев… черт, даже если он остался с Ульяной ради того, чтобы схватить её. Это не отменяет порно-снимка. Это не отменяет того, что он не брал телефон. Он не перезвонил. Не написал коротенького сообщения. Не попросил связаться со мной Славу или кого-то другого из друзей.
Он, демон бы его побрал, не удосужился приехать, а вместе этого подговорил Вову. Извиниться, видите ли, тот должен. Вот спасибо.
Почему он