— Ничего подобного! — возмущенно откликнулся Томпсон. — Когда сегодня я тебя увидел…
— … Ты подумал, что вот тут-то и начнется веселье.
Катрин едва не задыхалась от негодования. Волна жгучего гнева затопила ее. Она вскочила со стула, схватила сумочку и вытащила кошелек.
— А я-то думал, что твоя скорбь уже улеглась, — сказал Джеф.
— Я не хочу иметь с вами ничего общего, мистер Томпсон. — В кошельке отыскалась наконец двадцатидолларовая банкнота, которую она и швырнула на стол. — Это за коктейль. Я не буду обедать. Невыносимо даже находиться рядом с вами, мистер Томпсон! И никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах я не стала бы с вами спать! Вы поняли меня?
— Значит, твое внешнее перерождение — только видимость, — зло усмехнулся тот. — Ты все еще боишься взглянуть в лицо новой реальности.
— Что значит новой? — Катрин убрала кошелек в сумку и смерила Джефа презрительным взглядом. — Если тебе так хочется доказать, что ты лучше Гордона, можешь заняться его бесчисленными любовницами. Огромное поле деятельности!
— Что? — выдохнул он изумленно. — Так ты знала?..
— Конечно знала. И знала, что ты с ним заодно:
— Я не был с ним заодно!
— Только не ври мне, Джеф. Ты покрывал Гордона. Он постоянно обманывал меня. А ты меня с тем же постоянством предавал. Сколько было измен с одной стороны, столько и предательства с другой.
Не в силах больше смотреть на Джефа, Катрин бросилась к выходу.
— Катрин!.. — крикнул он ей вслед, и в голосе его смешались протест и мольба.
Но Катрин не остановилась. Она чувствовала, что тот идет следом, расталкивая участливых официантов, но не повернулась и не замедлила шага. Какое странное ощущение пустоты — выжата до предела и опустошена… Глупо верить, что он хочет ей добра. Просто притворяется, желая любой ценой победить в давнем соперничестве с другом. В соревновании с мертвым!
В фойе ресторана возле стойки метрдотеля Джеф все-таки догнал ее, схватил за руку, заставил остановиться. Она окинула его ледяным взглядом.
— Скажи, что я сделал не так? — тяжело дыша произнес он. — Может быть, ты ждала от меня чего-то, а я не сумел тебе этого дать?
— Да, это верно. Я хотела всего лишь доброго отношения. И больше ничего, Джеф! Но даже этого не дождалась.
— Я всегда относился к тебе по-доброму.
— Никогда.
Он глубоко вздохнул.
— Извини, я, видимо, поторопился. Думал, ты уже не так горюешь по Гордону. Мне очень жаль.
— Я горюю по Рону, а не по Гордону. Муж давным-давно убил мою любовь к нему. В сердце не осталось ровным счетом ничего.
— Поверь, я даже не догадывался о твоих переживаниях. Ты никогда и виду не подавала, что считаешь свой брак несчастливым.
— Зачем же выставлять напоказ свою боль?
Его глаза сузились.
— А если бы я стал доносить тебе о каждой измене Гордона? Ты бы расценила подобное как проявление доброты? Да ты возненавидела бы меня.
— Скажи лучше, что это расстроило бы вашу дружбу, — оборвала Катрин с издевкой и, вырвав руку, направилась к лестнице.
Слова Джефа больно ранили ее, сердце заныло. Она казалась себе отвергнутой, обманутой, никому не нужной неудачницей.
Джеф следовал за ней.
— С чего ты взяла, что я покрывал Гордона?
— Я знаю это доподлинно.
— Приведи хотя бы один пример.
— Вспомни похороны. — Она остановилась возле лестницы и взглянула на него в упор. — Женщина, которая ездила с вами в горы… Мне настоятельно давали понять, что та была с тобой, Джеф. Но это неправда.
— Нет, это правда, — возразил он.
— Благодарю тебя за эту ложь. Конечно, узнай газетчики, что смерть мужа и нашего сына связана еще и с адюльтером, они бы сумели со всех сторон обсосать подобную сенсацию.
— Катрин, богом клянусь, та женщина ездила со мной! Это я пригласил ее, и ночевали мы в моей палатке, а Гордон с Роном — в своей.
Она покачала головой.
— Не надо, Джеф. На похоронах она выла как оглашенная. А ты к ней даже не подошел. Не утешил ни жестом, ни словом.
— Но я стоял возле тебя! — горячо возразил Джеф. — Что мне до нее! Просто опытная альпинистка, которую я пригласил с собой, чтобы нас стало не трое, а четверо — ты и Гордон, я и она. Откуда мне было знать, что ты заболеешь и откажешься ехать. Мы разбили палатку, и только потом приехал Гордон. С Роном, но без тебя.
А вдруг правда? — подумала Катрин. Неужели она жертва собственной подозрительности? За ней такое водится — придумает версию, и тогда малейшие намеки, случайные слова, недоговоренности, взгляды, жесты — все идет в подкрепление собственной уверенности. А потом спадет пелена с глаз и сама удивляется: как могла такую ерунду придумать? Впрочем, на этот раз случай посерьезней. Разубедить ее будет трудновато. Однако если быть до конца честной, хотелось, чтобы кто-нибудь развеял ее подозрения. Ну хоть Джеф, что ли…
— Но как, скажи, случилось, что Рон оказался у края пропасти? Почему Гордон не следил за ним? Рон — очень чуткий ребенок. Он никогда без причины не ослушался бы отца.
— Ради бога, Катрин! Бывает так, что ничего нельзя сделать. Не мучь себя.
— Да, теперь это уже не важно, — хмуро согласилась она. — Моего мальчика все равно не вернешь.
Катрин направилась вниз по лестнице. Ей хотелось скрыться от собственных мыслей, оставить все позади. Зачем причинять себе боль, снова и снова вспоминая трагический день? Нужно подумать о будущем, проститься с Джефом навсегда и начать новую жизнь. Другого выхода нет.
Никакой он не друг, и от этого только больнее. Правда, стоит признать, что он всегда вел себя с ней достойно. Но все же они с Гордоном два сапога пара. Жизнь для них — все равно что спортивное соревнование. И ей совсем не улыбается оказаться в этом соревновании призом.
Джеф шел рядом, стараясь приноровиться к ее шагу, явно не желая смириться с тем, что она уходит.
— Почему же ты не развелась с Гордоном? — спросил он.
Она не стала отвечать. Вряд ли мужчина сможет понять жизнь женщины. Сначала беременность — и ты стараешься оправдать этим поведение мужа. Потом появляется ребенок, и ради его блага идешь на компромиссы. И день ото дня надеешься, что все еще переменится к лучшему. Обманываешь себя, заставляя верить мужским обещаниям, потому что боишься взглянуть в лицо правде и признаться в очевидном: все безвозвратно потеряно. Одна, что ли, она такая? Сплошь и рядом женщины приносят себя в жертву ради детей.
Гордон в общем-то был не таким уж и плохим. Она влюбилась в его жизнелюбие и искрометный ум, в обаяние его неординарной личности, в его крепкое тренированное тело, способное преодолеть любые физические испытания, в удивительную способность быстро решать самые сложные проблемы. Катрин считала себя счастливейшей женщиной в мире. Как же — ее полюбил сам Гордон Гайс! Многие бы хотели оказаться на ее месте.
