Только и всего.
— Вы думаете?.. — все еще колебалась она.
— Да, — устало произнес он. — Так вы идете?
Или мне опять ехать за вами вдоль улицы?
— А вы не устали от этого?
— Устал. А вам не надоело убегать?
Шерри тяжело вздохнула и закрыла глаза.
— Честно говоря, да.
Он открыл пассажирскую дверцу.
— Поехали, завтра можете начать сначала, улыбнулся он.
Не стоит ей смотреть, как он улыбается, так можно и увлечься. Морщинки в уголках глаз и ямочка на одной щеке делали его еще притягательнее.
Шерри забралась в машину, и они поехали на юг. Майк вел машину, чуть покачиваясь в ритме какой-то мелодии, которую напевал про себя.
— А что сказала ваша мать, когда отец выкинул такое? — поинтересовался он.
— Могу себе представить, сколько всего она бы сказала. — Шерри улыбнулась. — Но она умерла. Очень давно. Мне было тогда двенадцать. Лодка, в которой она находилась, перевернулась, и мама утонула. Но родители развелись задолго до этого. Когда мама умерла, я стала жить с Тагом и Бебе, с отцом и мачехой.
— Извините.
— Это было очень-очень давно, но все равно спасибо.
— Мне очень жаль. Я знаю, что такое терять родителей. Это очень тяжело.
— Но вы говорили, что ваша мать…
— Мой отец. Пару лет назад.
— О-о-о…
Они замолчали. Шерри заговорила первой:
— Мистер Скотт…
— Зовите меня Майк, — бросил он на нее взгляд, — просто Майк.
Он опять улыбнулся, совсем чуть-чуть, но Шерри почудилось в этой улыбке превосходство.
— Вы хотели что-то спросить, — напомнил он.
— Я забыла, — смутилась Шерри. Он мешал ей собраться с мыслями.
— А братья или сестры у вас есть? Кажется, служанка упоминала вашу сестру.
— Сводную сестру. Ее зовут Джулиана. Она тоже здесь живет.
— А что она сказала? Сколько ей лет?
— Уже двадцать два. Но она совершенно не в курсе того, что произошло. Таг и Бебе стараются ей ничего не рассказывать, оберегают ее. Да и я тоже. Она такая беспомощная. — Шерри усмехнулась. — А я сама могу о себе позаботиться.
Майк улыбнулся, но не ответил, продолжая покачивать головой в такт внутренней мелодии.
Машина неслась по Палм-Бич. Городок безмолвствовал, деловые кварталы и жилые дома были темными и сонными. Шерри старательно сражалась с охватившей ее усталостью и дремотой, но через пару кварталов сдалась.
Когда они въехали в гараж возле его дома, Майк не знал, будить ее или нести сонной. Он боялся, что, если внесет ее в дом и положит на кровать, ему не хватит силы воли, чтобы удержаться и не забраться к ней под бочок.
Придется будить.
Он приоткрыл дверцу и придержал ее за плечо, чтобы она не вывалилась во сне. Не открывая глаз, Шерри пробормотала:
— Мы уже приехали?
Майк потянул ее за руку, помог выбраться из машины и, прикрыв дверцу, повел к лифту. Его квартира располагалась в конце коридора. Едва войдя, он сразу почувствовал запах тушеного мяса и тихонько выругался.
Шерри тут же испуганно пробудилась и дернулась, стукнувшись головой о его подбородок.
— Осторожней. — Он посадил ее в кресло и пошел в кухню, чтобы выключить плиту.
— Что случилось? — дрожащим голосом спросила она.
— Мама оставила готовиться ужин, только и всего. — Он схватил горячую кастрюлю. — Я столько раз просил ее не делать этого. Ей нужно больше отдыхать. Но она меня совершенно не слушает.
Он положил крышку на плиту и взглянул на Шерри, которая вслед за ним вошла в кухню.
Она улыбалась, словно знала нечто ему неизвестное.
— Что такое?
— Просто я подумала, сколько раз ваша мама говорила: «Он совершенно меня не слушает».
Его раздражение исчезло, стоило ему увидеть ее улыбку. Она и так была красива, но, когда улыбалась, у него сразу перехватывало дыхание…
— Верно, она повторяла это тысячу раз. Майк старался сохранять самообладание. — Но я слишком твердолобый.
— Ну, это еще мягко сказано. Да вы просто упертый. — Шерри засмеялась, и у него закружилась голова.
— Тут я с тобой совершенно согласен, малышка.
— Я вовсе не малышка. Понятно?
Он это знал. В том-то и дело.
В животе у нее явственно заурчало, и он нахмурился.
— А вы ели сегодня что-нибудь?
Нет, конечно. Он знал наверняка, что с полудня у нее во рту не было и маковой росинки. Он достал из шкафа тарелку, положил в нее мясо и картофель с морковью.
— Прошу. — Майк поставил перед ней тарелку, положил нож и вилку. — Мама делает великолепное тушеное мясо и, когда никто не ест, очень обижается. Хотите содовой?
— Спасибо. А почему вы сами не едите, если оно такое вкусное?
Майк положил себе мяса и уселся напротив.
Пусть их разделяет стол.
— Я уже ел, но обещал маме съесть хоть немного.
— О! — Она попробовала кусочек, запила водой и принялась есть. — Полагаю, вы у нее любимый сын.
— Я у нее единственный сын. — Нужно продолжать беседу, иначе она может почувствовать его состояние. — У меня две старших сестры. У одной все мальчики. Им некогда ухаживать за мамой.
Сцены в фильмах, когда люди жуют и не спускают глаз друг с друга, всегда казались ему глупыми. Еда — это еда, а секс — это секс. Но, глядя на жующую Шерри Найленд, он изменил мнение.
Ее губы сжимали вилку, она вытаскивала ее изо рта, и он представлял, как они сжимаются и льнут совсем к другому… А когда она облизывала их розовым язычком, ему хотелось почувствовать этот язычок на своих губах… и не только…
— Майк, — позвала его Шерри, и, кажется, уже не в первый раз.
— Да? Что? — Он едва заставил себя перевести взгляд с губ на глаза и приказал себе не опускать его.
— Где вы витаете?
Лицо у него загорелось, хотя он не покраснел. Он никогда не краснел.
— Я здесь.
— Не пытайтесь меня обмануть. — Она взяла еще кусок мяса. Но он уже не смотрел, как она ест. — Я собралась посылать вам радиосигнал.
— Просто немного устал. Сегодня был очень длинный день.
— Извините. — Ресницы у нее слегка затрепетали, и она склонилась над тарелкой.
— За что?
— За то, что вам пришлось гоняться за мной после работы.
— Ну что вы. — Он расслабился. — Не переживайте, со мной все в порядке.
— Великолепное мясо. Мне очень понравилось. Не стоило вам так со мной возиться, но все было отлично.
— Что было отлично? Я вел себя хуже любого из моих племянников. Я выхватил у вас сумочку.
Шерри положила вилку и взглянула на него.
— Давайте не будем об этом. Если я сказала, что вы были славным, значит, так и было, Майкл Скотт. И если я хочу поблагодарить вас, вам следует сидеть и слушать. О'кей?