Оливия посмотрела на раздел объявлений с несколькими обведенными красным фломастером названиями местных гостиниц.
— И что, везде тебе отказали? — Она не могла в это поверить.
— Именно. Разными словами, но смысл один: мест нет и в ближайшем будущем не будет.
Оливия до такой степени была потрясена такой открытой враждебностью горожан по отношению к Дереку, что не сразу нашлась что сказать. Дерек же, по-своему истолковав ее молчание, заметно напрягся и резко бросил:
— Ладно, извини за беспокойство. — Развернулся и стал быстро спускаться с крыльца. Только когда он ступил на дорожку, Оливия очнулась.
— Дерек, постой! — крикнула она.
Он продолжал идти.
— Я никогда, ни одной секунды не верила в твою виновность!
Он резко остановился и замер, затем медленно повернулся.
— Правда? — Его голос прозвучал ровно, но глаза, эти бесподобные зеленовато-карие глаза, выдавали волнение и… надежду.
— Конечно.
— Позволь спросить почему, ведь все остальные поверили. Даже кое-кто из самых пылких поклонников моего творчества.
— Потому что никто из них не знает тебя так, как знаю я, и никому не известно то, что известно мне, — сказала она, глядя ему в глаза. — И вовсе не по этой причине я колебалась относительно сдачи тебе квартиры.
— А по какой же?
Их было по меньшей мере две, каждой из которых вполне хватило бы, чтобы отказать ему, но поскольку она не могла назвать ему ни одной и не могла отвернуться от него, как остальные жители Грейт-Стока, то назвала одну, более или менее правдоподобную.
— Просто мне кажется, что наши квартиры слишком малы и далеко не так хороши, как те, к которым ты привык. Я… видела в каком-то журнале фотографии твоего роскошного дома в Денвере. Уверяю тебя, наше скромное жилье не идет ни в какое сравнение…
Он махнул рукой, отметая ее доводы.
— Этот дом — дань славе и богатству, он был приобретен и оформлен исключительно для поддержания имиджа. Я в нем очень редко живу и никогда не чувствую себя там как дома.
Оливия недоверчиво уставилась на него.
— Но зачем же ты купил этот дом, если он тебе не нравится?
— Я же говорю: для поддержания имиджа. К тому же лично я не принимал в этом никакого участия. Все делали мои агенты. Ну а что касается роскоши и удобств, я не так избалован, как многие, возможно, думают. Это все журналистские выдумки. Я никогда не забываю о бедности, в которой вырос, и стараюсь обходиться минимумом вещей и самыми необходимыми удобствами. Надеюсь, они в вашем доме есть? — улыбнулся он уголком рта.
— Да, разумеется, — отозвалась Оливия деловым тоном. — У меня есть три меблированные комнаты в правом крыле на втором этаже. Там имеются все необходимые, — она сделала ударение на этом слове, — удобства, включая кондиционер. Плата — четыреста пятьдесят долларов в месяц, плюс страховка.
— Нет проблем. — Он был так рад этому внезапному везению, что не мог поверить в свою удачу.
— И еще один момент… — Она замялась, подыскивая слова, чтобы сказать то, что собиралась. — Мне бы не хотелось, чтобы ты приводил сюда своих… э-э… подруг.
Дерек усмехнулся.
— Это говорит женщина или домовладелица?
Оливия вспыхнула. Она была наслышана о его многочисленных подружках, которых, если верить средствам массовой информации, он менял чаще, чем рубашки, причем это были красотки из самых разных слоев общества, от официанток ночных баров до топ-моделей.
Она не хотела признаваться даже самой себе, но ей было больно и неприятно слышать и читать обо всем этом. Всякий раз, натыкаясь в какой-нибудь газете или журнале на фотографию Дерека с очередной пассией, она испытывала чувство, подозрительно похожее на ревность, хотя понимала, что это глупо и что она не имеет на это никакого права. Но одно дело — фотография в газете, и совсем другое — лицезреть его с другой женщиной воочию, причем в собственном доме. Нет уж, увольте.
— Разумеется, домовладелица, — отчеканила она. — Уверяю тебя, мне нет никакого дела до твоей личной жизни и ты можешь встречаться с кем угодно за стенами этого дома, но только не здесь. Я ставлю это условие из-за Синди. Она весьма впечатлительна, к тому же в курсе всего, что происходит в доме. Кстати, я прошу о соблюдении приличий не только тебя, но и всех своих жильцов. Ну как, ты принимаешь это условие?
— Разумеется, — коротко ответил он.
Как будто у него был выбор. Кроме того, он и без ее предупреждения не собирался ни с кем встречаться в ближайшем будущем, тем более приводить сюда. И вообще, она бы очень удивилась, если бы узнала, как давно у него никого не было. А то, что было, не оставляло в его душе никакого следа, кроме опустошенности и глубокого внутреннего одиночества. Да, он постоянно был окружен множеством людей — приятели, подружки, артисты, — но ни с кем у него ни разу не возникло той душевной близости, которую он испытал в юности с единственной девушкой, которую любил. Девушкой с волосами цвета опавших осенних листьев и синими, словно васильки, глазами. С девушкой, которая любила его всем сердцем, душой и телом, а потом бросила — нашла другого, более достойного. Он был недостаточно хорош для нее. И даже то, что он многого добился в жизни, став известным рок-певцом, не компенсировало той боли и унижения, которое он испытал от ее предательства.
От этой мысли у него мгновенно испортилось настроение.
— Скажи, а твой муж тоже занимается вместе с тобой семейным бизнесом?
— У меня нет мужа.
— Но…
— Я разведена, — поспешила сказать она, предваряя его вопрос.
— О… — Такая вероятность как-то не приходила ему в голову. Что он почувствовал? Удивление? Радость? Злорадство? Он и сам пока не знал, но определенно был заинтригован. Следующий вопрос сорвался у него с языка прежде, чем он успел остановить себя: — А куда ты приводишь своих приятелей? — Вопрос был чересчур интимен и не вполне уместен, но поделать уже ничего было нельзя.
Она сердито зыркнула на него.
— Не думаю, что это тебя касается. Это во-первых. А во-вторых, у меня сейчас совсем нет времени на пустые разговоры. Меньше чем через два часа здесь соберется восемьдесят человек, а у меня еще куча дел, которые нужно успеть сделать до их прихода. Так что, если ты все-таки решил снимать у нас квартиру, идем покажу тебе ее. Если нет, извини, вынуждена попросить тебя уйти.
Ну уж нет, он не доставит ей такого удовольствия.
— Веди, — коротко бросил он.
Она провела его через просторный холл к широкой дубовой лестнице, ведущей на второй этаж. Они поднялись по лестнице и свернули направо, где располагались сдаваемые комнаты. Дом был очень большим, каким он его и помнил, но тем не менее уютным. Гораздо более уютным, чем его собственный огромный особняк в Денвере, который своей стерильностью и строгостью линий всегда наводил на него тоску.
