— Дайте мне адрес санатория, — нарушила она молчание.— Я хочу написать моему другу Сэди Кирк… и навестить ее, если она действительно там. Мистер Рольс, я буду благословлять вас, если ее вылечат.
Питер вынул визитную карточку и стал писать адрес.
— Ну, значит, я рано или поздно заслужу ваши благословения, — спокойно заметил он. — Но не можете ли вы для начала дать мне небольшой аванс? Не можете ли вы сказать мне, что заставило вас перемениться ко мне на пароходе? Имеет ли это какое-нибудь отношение к моим родным… связано ли с разговорами, какие вам пришлось услышать?
— В известной мере, да. Но я ни за что не смогу сказать вам этого… Не расспрашивайте меня, пожалуйста.
— Хорошо. Только подайте мне надежду… Видите ли, я не могу вырвать вас из своей жизни. Всего только несколько дней вы фигурировали в ней, и они совсем изменили ее.
Обращение Вин сразу приняло официальный характер.
— Я не могу позволить вам говорить со мною в таком тоне, — сказала она почти резко, если только ее мягкий голос мог звучать резко. — Меня это возмущает. Вы заставите меня пожалеть, что вы нашли меня здесь… Я думала… не вижу, почему мне не сказать этого! — Я думала, когда поступала в магазин вашего отца, что никто из вашей семьи никогда сюда не заглянет… Мне сказали, что никто из ее членов никогда здесь не бывает. Но это оказалось неправдой. Вы все ходите сюда!
— Вы имеете в виду моего отца и меня?
— И мисс Рольс тоже….
— Она здесь была?
— Да, с лордом Райганом, и… и, мне кажется, вы и лэди Эйлин тоже были здесь с ними.
— Да, я тоже был. Значит, вы уже тогда работали здесь? Никто не сказал мне об этом.
— Я на это рассчитывала.
Теперь настала его очередь замолчать. Он понял смысл сновидения лэди Эйлин. Райган, очевидно, сообщил ей про встречу здесь с девушкой. Но они не умолчали бы ему о ней, если бы Эна раньше не посвятила лорда в его «роман».
— Не хотите ли вы выбрать накидку для вашей матери? — спросила Вин деловым тоном внимательной продавщицы.
— Я… да, конечно. Что вы посоветуете?
— Одна из этих великолепно подойдет для… для дамы, какую вы описали. Ей понравится больше, я уверена, если вы сами выберете.
— Нет, я хотел бы, чтобы выбрали вы. Я уже рассказал ей про вас. Если бы не она, я так скоро не нашел бы вас. Она посоветовала мне попытаться найти вас в «Руках». Что бы вы обо мне ни думали, о моей матери у вас не может быть двух мнений. И вы не можете возражать против встречи с нею. Выберите накидку. А я приведу ее в этой накидке познакомиться с вами.
Вин посмотрела на ряд шелковых накидок, разложенных ею на широком прилавке. Точно большая тяжесть сразу свалилась с ее плеч. Стал бы такой человек, каким изобразила Эна Рольс своего брата, знакомить свою мать с приказчицей, приглянувшейся ему? Конечно, нет. Но, может быть, он серьезно и не думает об этом… Нет, лучше избегать всякого личного элемента в разговоре с ним.
— Эта серебристо-серая накидка одна из самых красивых среди последних образцов, — стала расхваливать она свой товар.
— Отлично, если она нравится вам, я возьму ее. Скажите мне, как вы повредили себе руки.
— Тут нечего рассказывать, — снова обрезала его Вин. — А потом, ведь я уже сказала вам, что не хочу говорить о самой себе.
Ее взгляд еще больше, чем слова, заставили Питера замолчать. В течение нескольких секунд положение спасала накидка. Но оно становилось натянутым. В интересах будущего ему надо было уходить, и Питер, действительно, ушел. Он отправился домой в виллу «Морская Чайка», чтобы поговорить с отцом.
Когда Питер вернулся домой, отец его был у себя в библиотеке. Сюда не разрешалось входить, не постучав предварительно.
— Что тебе? — спросил старик сына.
— Мне надо поговорить с вами, отец, — ответил Питер. — Надеюсь, я не помешал вам?
— По утрам я ведь занят. Хотя я и не посещаю магазин, я должен читать доклады Крофта и следить за ходом дела.
— Как раз о магазине я и хочу говорить.
— Что хочешь ты сказать о «Руках»?
— В этой самой комнате я обещал вам не вмешиваться в дела «Рук», — напомнил Питер. — Но я хотел бы теперь, чтобы вы освободили меня от этого обещания.
— Ничего подобного! — вскричал Питер-старший. — Что это значит?
— Я хочу работать. Я пробовал разное, но мысли мои всегда возвращаются к «Рукам». Я горжусь вашим успехом… Мне хотелось бы развить его и двинуть дело еще дальше. У меня имеются свои идеи…
— Не спорю, у тебя есть идеи и при том чертовски глупые, — грубо отозвался старик. — Я совсем не намерен применять их в своем деле, пока я жив.
— Позвольте мне ознакомить вас с некоторыми из них, а потом уж осуждайте, — уговаривал сын.
— Нет, я не хочу тратить время на подобные ребячества, — ворчливо возразил Питер старший. — Ты лучше занялся бы чем-нибудь другим вместо того, чтобы надоедать мне первой пустяшной идеей, пришедшей тебе в голову.
— Для меня это не пустяки. Это настолько серьезно, что, если вы откажетесь допустить меня к вашему предприятию, на любую, хотя самую ничтожную должность, я должен буду начать самостоятельную деловую карьеру. Я не могу продолжать жить по-прежнему, получая от вас содержание, извлекаемое из «Рук», если вы не подадите мне надежду, что скоро я могу доработаться до права голоса в управлении всем делом.
— Мне думается, ты добиваешься на самом деле лишь увеличения своего содержания, — подтрунил старый Питер. — Не думай, что я слеп, я читаю в газетах изложение твоих нелепых планов… Ты становишься социалистом, и тебе неприятно слышать упреки красных о «незаработанном доходе» и тому подобное…
— Нет, совсем не это. Меня мало интересует, что говорят люди. И затем, мне совсем не надо больше того, что я получаю от вас. Но я хочу чувствовать,— простите меня, отец, — что деньги, какие я имею, не пахнут потом, выжатым из служащих, и не орошены слезами из женских глаз.
Питер-старший сидел, слегка отвернувшись от письменного стола, как бы желая указать Питеру-младшему, что чем скорее он оставит его заниматься своим делом, тем лучше. Но при последних словах, неожиданных, как удар, он резко повернулся на своем вращающемся кресле, чтобы посмотреть прямо в лицо сына.
— Будь я проклят! — прогремел он. — Вот что значит сделаться социалистом! Ты оскорбляешь своего отца, который дает тебе возможность жить в роскоши…
— Я совсем не думал оскорблять вас, отец, и мне совсем не нужна роскошь. Я хочу работать за каждую копейку, какую получаю.
— Никогда я не думал, — рассуждал вслух Питер-старший, резко изменив свой тон на жалобный, — услышать такой дешевый вздор от моего сына… Никогда не думал я, что кто-нибудь из моих собственных детей окажется столь слабохарактерным, что станет вымаливать позволения нарушить свое торжественное обещание.
