— О, как же я измучился за это время — так мечтая о тебе, так желая тебя... каждый раз осаждая себя напоминанием, что ты не та, чем кажешься. Я был окончательно сбит с толку тем, как восприняли тебя дети и тем более Труди.
Но у меня хватало всяких треволнений. Помнишь тот вечер, когда я открыл дверь, а вы там с Эндрю целуетесь.
— Эдвард! — Фиона с негодованием посмотрела на него. — Ничего такого не было. Это он целовал меня. А это большая разница. Он застиг меня врасплох — тут уж ничего не поделаешь. А ты сделал то же на следующий вечер, только я... — Она смутилась.
— Ты... Ах да, понял, ты тоже поцеловала меня в ответ. А я так расстроился, я решил, что ты просто развлекаешься... О, Фиона! — Он поцеловал ее снова и почувствовал ответный поцелуй. — Может, хватит с этими воспоминаниями? Что было, то было.
— Да, — горячо подхватила Фиона. — Пора со всем этим покончить.
Его пальцы нащупали пять родинок на ее щеке.
— Если б только знала, как часто я хотел их поцеловать.
— Представляю. Я по себе знаю. Что за несчастная участь у всех влюбленных.
— А потом я стал видеть все в черно-белом цвете. И знаешь с какого момента? Когда отослал кулон Иану.
— Ты поступил замечательно.
— Надо было сделать копию письма. Тебя бы это убедило. Я написал ему, что это его потеря, мое приобретение, что я своей будущей жене подарю все ювелирные украшения, которые она только пожелает. Возможно, это тебя убедит... Я сразу же отослал тот зеленый камень, что принадлежал Ранги. Тебе дети не показывали? Коко-тангивай — нефрит. Он вернулся из Греймута, где его отполировали и оправили, — прямо перед землетрясением. — Он сунул руку в карман и извлек оттуда маленькую шкатулку.
Что-то серебристое блеснуло в слабом лунном свете. Фиона посмотрела на изысканные жадеитовые кулон, серьги, браслет и брошь, напоминающие своим отливом оперение птицы туи.
Я куплю тебе бриллианты, когда поедем в Данидин, но я не мог удержаться от этого. — Он вынул маленький футляр для кольца и открыл его.
Фиона даже вскрикнула от восхищения:
— Не надо бриллиантов, Эдвард. Этот зеленый камень настоящее новозеландское сокровище.
— Ну и хорошо. Не надо будет никуда ездить. У нас и так времени в обрез.
— Что за гонка?
Эдвард усмехнулся:
— Как — что за гонка. Пока здесь Гамиш, надо успеть. Мы все сделаем на праздники. Я пошлю за Марго — она умирает от желания познакомиться с тобой и обещала прилететь из Окленда с мужем и детьми, так что мы сможем уехать в свадебное путешествие. Это звучит, вероятно, очень нагло — предлагать тебе готовую семью.
Фиона лукаво засмеялась:
— Да, может, я выйду за тебя именно ради детей! Я всегда мечтала о большой семье, но для этого требуются годы... а здесь это к тому же большая проблема. Если только Малколм не собирается проводить у нас ежегодный отпуск! — И она замолчала, напуганная собственной храбростью...
Чуть позже они проходили благоухающим садом над озером. Они ждали, когда все в доме уснут, — сегодняшняя ночь принадлежала им одним. Эдвард рассмеялся, глядя на дом.
— Добро пожаловать в твердыню Кэмпбеллов, Флора Макдоналд.
— Эдвард, сейчас не время вспоминать о наследственной вражде.
В глазах его бегали бесенята.
— Да ты что. Я хотел только утвердить союз двух любящих душ и тел. Как-то ты говорила, что не веришь в романтическую любовь прекрасного принца и Флоры Макдоналд.
Она прищурилась.
— Ты никогда не спрашивала о моем полном имени, — продолжал он.
— О твоем полном имени? Ах да... Ч. Эдвард Кэмпбелл. Неужели?..
— Ч.Э.С. Кэмпбелл. Чарлз Эдвард Стюарт Кэмпбелл, Флора, любовь моя.
Они остановились на минуту у боковой веранды. Фиона подошла к шпалерам и потрогала старинный куст кремовых роз, посаженных Фионой Кэмпбелл восемьдесят лет назад.
Легкая улыбка тронула ее губы.
— Розы в декабре, — проговорила она. — Что за чудная страна! Лед в июне, розы в декабре...
Серые глаза Эдварда потеплели.
— Заходи, пойдем расскажем все Ранги.
