Со стороны они выглядели, как хорошие знакомые. Никто бы и заподозрить не смог о всей серьезности происходящего. Чонсу бы и хотел задушить его при сотне свидетелей, но только он мог привести его к Оливии. Как было бы легче, если бы Минкё никуда не уезжал, остался здесь! Но нет, он сам выгнал его из ресторана. Теперь оставалось полагаться лишь на себя, но сил уже не оставалось. Человек с вымышленным именем изредка поглядывал на Чонсу, усмехаясь при этом. Над злостью в его глазах этот господин смеялся, упиваясь бессилием Чонсу сделать что-либо.
Солнце светило ярко, но Чонсу был не в силах заметить даже это. И конечно, он боялся не за себя. Он боялся того, что увидит, боялся за Оливию. Она же ничего не понимает! Даже по-корейски ничего не может сказать… Наверняка, испугалась сильно. С каждым километром, проеденным на поезде, он приближался к ней. Он хотел успокоить ее, утешить…
– Ты же не думаешь, что мы просто так отдадим тебе твою принцессу? – будто прочитав мысли Чонсу, сказал похититель.
Не имело смысла что-либо отвечать. Чонсу и так понимал, что никакое похищение не совершается без выдвинутых требований. Он лишь с ненавистью посмотрел на этого гнусного человека.
Поезд уже подъезжал к городу. Вот и вокзал. В Инчхоне как всегда царила неразбериха и большое столпотворение. Человек, который даже имени своего настоящего не назвал, подтолкнул Чонсу к правому выходу. Тот послушно пошел перед ним. Куда же дальше?
У выхода их ждала черная машина. Водитель был даже чем-то похож на господина «Кима». Такой же непримечательный и не выделяющийся. Чонсу подтолкнули к машине. Он сел, и только после этого уселись эти двое. Дорога была длинной, машина много раз сворачивала, кружила по подъемам и спускам. В конце концов, они приехали в маленький пригород, названия которого Чонсу даже не заметил. У небольшого одноэтажного дома, скрытого забором, машина остановилась. Сердце у Чонсу стучало как бешеное, он шел быстрым шагом к дверям дома, подталкивать его не приходилось. Дверь оказалась закрыта. Господин «Ким» постучал условным сигналом. Открыл ничем не отличающийся от водителя мужчина. Теперь на лице лжеца держалась и не исчезала презрительная усмешка. В доме было темно, занавески почти не пропускали свет. Зайдя в дом, главарь этой шайки подошел к пыльному зеркалу, которое висело на пустой стене, снял очки и быстрым движением руки отклеил усы. Даже они оказались фальшивыми! Потом повернулся к Чонсу, ожидая чего-то. Теперь его лицо выглядело более знакомо. Призрак из прошлого, щупальце давно прошедших неприятных дней!
– Да-да, это я, – подтвердил мужчина, главный здесь. – Как ты помнишь, ты мне подчинялся когда-то… Это я, Хон Ён Хван!
У Чонсу подкосились ноги, он чуть не упал. Тот самый старший секретарь Канга, его правая рука! Что им опять нужно?.. Никаких документов у него больше не было, а ресторан им никак не может пригодиться…
– Ты думаешь, что нам нужно? – снова усмехнулся Ён Хван. – Сейчас скажу. Дело в том, что наш общий начальник сейчас находится в тюрьме. Это произошло по твоей вине. И я хочу предложить тебе облегчить его участь.
У Чонсу только удивленно приподнялись брови. Он совсем ничего не понимал. Ён Хван говорил загадками и недомолвками.
– Подойди сюда, – он поманил рукой Чонсу к двери в другую комнату. Тот послушно поплелся за ним.
Дверь открылась, и его глазам предстало то, чего он так боялся. Оливия не была связана, не была избита. На ее теле вообще не было видно ран. Она, красивая, смешная, в легком желтеньком сарафане с заплетенными блондинистыми волосами. Ей не грозила никакая опасность. Но она вообще не двигалась! Будто лежала на старенькой кровати и тихо спала. В ее руку около локтевого сгиба была вставлена медицинская игла, соединенная с неким подобием капельницы. Чонсу рывком попытался приблизиться к ней, ему показалось, что по его вине умер прекрасный цветок, окрашивающий в яркие краски всю его жизнь! Но Ён Хван остановил его твердой рукой, не дав этого сделать. Он вообще не дал зайти в комнату.
– Она не умерла, – сказал он обезумевшему Чонсу. – Пока не умерла. Она находится под действием новейшего снотворного, которое постоянно добавляется в ее кровь. Но стоит немного увеличить дозу и…
Договаривать он не стал. Конец и так был ясен.
– Ее жизнь зависит от тебя. Если ты пойдешь в отделение полиции и возьмешь вину на себя… если скажешь, что это ты хотел подставить начальника фальшивыми отчетами ради собственного продвижения, тогда твоя принцесса останется жива. Если нет… живой ты ее больше не увидишь.
Ён Хван закрыл дверь, потом прошелся по комнате взад-вперед. Повернувшись на каблуках своих начищенных до блеска туфель, он ожидающе посмотрел на Чонсу. Тот не мог ничего сказать. Ему казалось, что у него пропал голос, и он никогда не сможет ступить шагу.
– Но я не такой плохой, как ты думаешь, – мягко добавил Ён Хван. Даже подошел и по-братски похлопал Чонсу по спине. – Я тебе дам сутки на раздумье. Подумай хорошо, иначе…
Договаривать он не стал. Просто открыл входную дверь и подтолкнул Чонсу в ее направлении. Тот пошел на несгибающихся ногах, будто робот, а голова кружилась и никак не могла остановиться. Неужели у него оставался только один путь – в полицию?
Только один путь был у Минкё, и этот путь он решил преодолеть на такси – было утомительно нести с собой сумку с вещами. Чтобы удостовериться в том, что его тревоги безосновательны, оставалось только снова приехать в ресторан. К тому же нужно было забрать некоторые документы.
Перед тем, как войти, он прошел немного дальше, к побережью. Ханган сверкал, как и тысячу лет назад, солнечные блики закатного солнца ослепляли глаза, но именно сейчас хотелось, чтобы этот свет не давал смотреть дальше. Может быть, Минкё смотрел на это все в последний раз, и на это место ему больше не придется приходить, поэтому он постоял у ограды немного дольше, чем сам того хотел.
– Ну вот и отдохнули, – пробормотал Минкё, отвернувшись от сверкающей реки. – Дом, милый дом, – в который раз он сказал самому себе, посмотрев на красноватое здание, где находился ресторан «8AM & 8PM».
С каждым шагом идти становилось все тяжелее. Он не хотел этого последнего раза. Он бы и университет мог оставить, только бы все оставалось по-прежнему! Но через две секунды Минкё постучал себя по голове ладонью, попытавшись выгнать эти сентиментальные мысли. Рановато ему становиться таким чувственным! Решительным шагом он преодолел последнее расстояние, на правой полосе дороги чуть не угодив под машину. Водитель даже не притормозил. Минкё привычно выругался, да так, что прохожие оглядывались на него с недовольством.