Да и гладить бедра и стройные ноги, не говоря уже о восхитительных ягодицах, было намного приятнее. Сквозь одежду можно было почувствовать все изгибы изящного тела, мысленно представив то, что находится под ней.
Ему следовало знать, что воображение до добра не доводит. Вот и теперь Саймон ощутил такую сильную эрекцию, что едва не застонал.
Айви чуть отстранилась.
— Саймон…
— Скажи, чтобы я остановился, прошу тебя, — пробормотал он.
Айви ничего не сказала, поэтому он в два счета справился с ее галстуком и воротником и принялся увлеченно целовать нежную шею. Ее дрожь передавалась ему, и в конце концов он забыл, что находится в экипаже, а не в уединении спальни.
Айви нашла губами его губы.
— Почему мы это делаем? — бормотала она между поцелуями. — Никому из нас не нужно постоянство. Наше будущее его не приемлет. Мое уж точно нет. И, несмотря на твое предложение, твои намерения — или их отсутствие — совершенно ясны.
— Похоже, наши тела не согласны с нашими намерениями, — сказал Саймон.
С подкупающей серьезностью Айви нахмурилась, обдумывая идею, после чего заявила:
— Вероятно, нарушилась причинно-следственная связь где-то между логикой и похотью.
Ее слова заставили сердце маркиза снова бешено заколотиться.
— Черт бы тебя побрал, Айви!.. — простонал он.
Саймон толкнул ее на сиденье и накрыл своим телом. Ее руки взметнулись вверх, маркиз поймал их и прижал к сиденью над ее головой. Спина Айви в ответ выгнулась, ее груди стало тесно в шелковых путах. Он просунул руку под ее жилет и почувствовал, как затвердели под его ладонью соски.
Забыв о разуме вместе с логикой, Саймон задрал ее жилет и рубашку и впился губами в сосок, топорщившийся под шелковыми лентами. А руку он опустил вниз, к влажному теплу между ее ног.
Как и ночью в постели, он гладил сквозь одежду самые чувствительные части женского тела. Айви тяжело дышала, из ее губ вырывались хриплые стоны, глаза затуманились, щеки покрылись лихорадочным румянцем.
Он возносил ее все выше и выше к вершине страсти, Айви стонала и металась по узкому сиденью экипажа. Но и тело маркиза требовало разрядки. Желание пульсировало в каждой клеточке, не пускало в легкие воздух. Он мог думать только о погружении в ее влажные глубины.
В следующий момент Айви застыла под ним и сжала губы, чтобы приглушить крик. Она выгнула спину, зажмурилась, и ее бедра подались ему навстречу. Она была готова и жаждала принять его, как приемлют мужа. Удовольствие, боль, стремление овладеть собой слились внутри его в извращенную пытку, невыносимую, чреватую взрывом… Потом на лице Айви появилась удовлетворенная улыбка, и она открыла глаза. Маркиз перевел дух.
Ее покрасневшие от поцелуев губы приоткрылись.
— Сегодня вечером, вернувшись в Харроувуд, я научусь, как проделывать то же самое с тобой, — уверенно заявила она.
Карета неспешно катилась по дороге, и Айви, вернувшись с небес на землю, задумалась: может ли она и дальше не отказывать себе в удовольствии, предаваясь страсти с Саймоном, но при этом не обещать постоянства? Осмелится ли она наслаждаться физической близостью, не думая о браке?
Или она уже этим занимается?
— Могу я полюбопытствовать, что тебя так развеселило? — спросил Саймон после того, как помог ей сесть.
Последняя мысль действительно вызвала у нее сдавленный смешок. Педантичная, разумная Айви Садерленд, которой осталось совсем немного до получения официального звания старой девы, в последнее время ведет себя более чем возмутительно, но почему-то ей не стыдно. Даже более того, она не чувствует за собой никакой вины. Что же она чувствует?
Силу. Удовлетворение. Свободу.
Она придвинулась у Саймону и положила голову ему на плечо.
— Это, в общем, не смешно, а… не знаю, как сказать… странно. Понимаешь, я теперь живу по новым правилам, о которых я раньше и помыслить не могла. Но самое интересное, что мне это нравится.
Неужели мужская одежда сделала ее наглой? Очевидно, да. Взрослея, она часто слышала афоризм о том, что слабо затянутый корсет вызывает ослабление морали. Сейчас она вообще не носила корсет, но все же не верила, что ее действия стали результатом отсутствия у нее моральных принципов. Просто эти принципы стали другими. В научном мире в ходу иные ценности, не такие, как приняты в обществе, но это не делает их менее нужными и значимыми. Айви считала, что ее отход от общепринятых правил поведения следует рассматривать так же.
Она заглянула в глаза маркиза.
— Я обещала доставить тебе удовольствие так же, как ты доставил мне. И я намерена выполнить это обещание.
— Нет, Айви, я не хочу, чтобы ты считала себя обязанной…
— А я и не считаю. Неужели не понятно? Я так хочу. Мы наткнулись на идеальное решение. У нас обоих есть причины оставаться свободными. Я уважаю твои причины, какими бы они ни были, и надеюсь, что ты будешь уважать мои. Но, как ты проницательно заметил, наши тела отказываются подчиняться голосу рассудка. Иными словами, нас тянет друг к другу, Саймон, и вряд ли стоит на это закрывать глаза.
Маркиз чмокнул ее в макушку.
— Я не думаю…
— Тогда есть способ удовлетворить себя, не связываясь навсегда.
— Ты действительно считаешь, что все так просто? — Маркиз был искренне удивлен.
— Не вижу никаких сложностей. Не понимаю, почему мы не должны жить, как нам удобно, если мы никому не вредим и ни у кого из нас нет повода жалеть о своих действиях.
Его пальцы, поглаживающие ее шею, замерли.
— Ты говоришь о ребенке? — тихо спросил он.
— Да, — тоже негромко ответила она, — но никакого ребенка не будет, если мы останемся тверды в своих намерениях и будем доставлять друг другу удовольствие теми самыми другими способами, которые ты мне показал.
Лицо маркиза стало суровым.
— Ты не забыла, что мы уже соединяли наши тела?
— Нет, но это было всего один раз. Наверняка…
Когда Саймон упоминал об этом раньше, Айви отказалась и думать о такой возможности. Тогда она была сбита с толку его предложением, чувствовала себя разочарованной, расстроенной и злой. Но сейчас мысль о возможной беременности заставила ее похолодеть. Высвободившись, она села прямо и неосознанно положила руку на живот.
Неужели у нее внутри два отдельных элемента соединились в один и теперь зарождается новая жизнь?
Иногда молодая пара целый год, а то и больше не может зачать ребенка. В Торн-Гроув была горничная, которая вышла замуж за главного конюха и забеременела только через два года. А жена священника родила только после пятилетнего замужества, когда они уже и надеяться перестали.
