— Ужин, что надо! — кивнул Хэнк.
Алекс даже не представляла, насколько ей будет приятно доставить удовольствие Хэнку. Она не хотела прислушиваться к внутреннему голосу, который нашептывал: вкусно кормить людей твоя работа, но от этого не подгибаются колени. Лучше прогнать прочь эти мысли и заняться делом.
— Давай поговорим, — неожиданно предложил Хэнк.
— Давай, — согласилась она, беря еще одну стопку тарелок.
— Не здесь, — твердо произнес он. — Документы в моем кабинете.
Руки Алекс на мгновение застыли в воздухе. Ей нельзя оставаться наедине с этим мужчиной! Может быть, позже, когда ее смятение пройдет и пространство между ними не будет излучать напряжение.
— Мне нужно сначала вымыть посуду.
Он поднялся.
— Клэр закончит.
— Но я должна…
— Иди, Алекс, — подтолкнула ее Клэр. — Я справлюсь.
Похоже, этого разговора не избежать. Проклятье! Алекс поставила тарелку, которую держала в руках, сняла фартук и повернулась к Хэнку.
Он сделал легкий жест рукой, указав на дверь.
Пока готовили ужин, Клэр провела небольшую экскурсию по дому, так что теперь Алекс знала, что на втором этаже расположены три спальни, ванная и кабинет, переделанный из четвертой спальни. Поднимаясь по лестнице мимо череды портретов Эдемов, покойных и ныне здравствующих, она живо представляла себе мужчину, который не отставал от нее ни на шаг, ощущала тепло его сильного тела.
Она остановилась, дойдя до коридора, разделявшего второй этаж на две части. Расположение комнат повторяло планировку первого этажа. Слева, прямо над ее спальней, открытая дверь вела в кабинет. Клэр называла эту комнату святилищем. Каждый вечер после тренировок Хэнк удалялся туда, чтобы воевать с бумагами, без которых нельзя было обойтись на ранчо.
Алекс глубоко вздохнула, когда Хэнк остановился прямо за ее спиной. Он слегка обнял ее за талию, и горячая волна охватила ее тело. Нет, он не подталкивал, но давления его руки хватило, чтобы направить ее внутрь комнаты.
— Входи, это не пыточная камера.
Подойдя к заваленному газетами и журналами рабочему столу, Хэнк включил лампу, стоявшую на углу. С ее абажура посыпалась пыль. Похоже, он этого не заметил. Рядом на маленьком столике разместился компьютер. Здесь же стояли два стула, но они тоже были завалены журналами, так что Алекс даже не сделала попытки сесть. Вдоль двух стен кабинета протянулись книжные полки. На них можно было найти книги, повествующие обо всем на свете, начиная от садоводства и набивки подушек и кончая проблемами животноводства начала века.
— Должно быть, пишете роман? Так много бумаг.
Он пожал плечами.
— Ранчо — не только коровы и лошади. За бумагами я провожу не меньше времени, чем в седле: счета, корреспонденция, цены на говядину, сельскохозяйственное законодательство, — за всем нужно следить.
— Наверное, приходится работать по ночам?
— Иногда. А что?
— Ну, моя кровать прямо под вашим столом, а я чутко сплю… — Она прервалась на полуслове, заметив, как вспыхнули его глаза. Зачем она ввернула в разговор слово «кровать»?
Хэнк прочистил горло.
— Постараюсь вас не тревожить.
— О, не беспокойтесь обо мне. Все в порядке. Делайте то, что необходимо. В конце концов, вы хозяин, и работа важнее всего. Я просто… — Она остановилась. — Я много болтаю, да?
Его губы растянулись, но недостаточно для улыбки.
— Ага.
Она глубоко вздохнула.
— Тогда я лучше помолчу.
— Давай присядем и обсудим дела? — предложил он.
Она нерешительно посмотрела на стопку журналов, лежащих на кресле.
Заметив, наконец, беспорядок, Хэнк обошел стол и собрал журналы. Окинув взглядом комнату в поисках свободного места, он не нашел ничего лучшего, чем плюхнуть их на стопку других журналов на угловом столике. Поднялось облако пыли, но казалось, Хэнк снова не заметил этого.
— Садитесь, — скомандовал он. Она с сомнением осмотрела кресло и осторожно пристроилась на краешек. Хэнк опустился в свое кресло. — С самого начала хочу сказать, что мы обходимся без церемоний. Здесь все равны. Никаких исключений. Ясно?
Алекс кивнула.
Он посмотрел вверх, вниз, потом принялся крутить карандаш, чтобы хоть чем-то занять свои руки.
— Ваша задача — готовить. Завтрак — рано утром, ужин — в шесть. В полдень ленч, если работаем поблизости. Если выезжаем на выгон, то обходимся без него.
— Нет.
Карандаш перестал крутиться.
— Нет? Что нет?
— Я имею в виду, пока я на кухне, без ленча вы не останетесь. При такой работе нужно как следует питаться. Поэтому или вы будете брать ленч с собой, или я буду его привозить.
Хэнк пристально посмотрел на Алекс. Никогда никого не заботило, съел он ленч или нет. Даже его мать.
Алекс заерзала в кресле. Его взгляд явно нервировал ее, и она попыталась уточнить свое заявление:
— Конечно же, если вы не против.
Карандаш продолжал крутиться в его руке. Ее предложение тронуло его до глубины души. Внезапно Хэнк почувствовал, как по всему телу разлилось тепло и непреодолимое желание прикоснуться к сидящей перед ним девушке. Пришлось даже стиснуть пальцы, чтобы они не потянулись через стол.
Ее поведение удивляло его все больше и больше. От дополнительной работы обычно пытаются увильнуть, а вот чтобы наоборот…
— Вы умеете… — Он запнулся. — Вы умеете ездить верхом?
— Честно говоря, нет. Не было возможности. Но, думаю, я смогу научиться.
Он кивнул и мысленно представил приятную перспективу учить ее верховой езде. Конечно, научится. А парни, они-то с удовольствием погрызут что-нибудь в полдень. Между завтраком и ужином слишком большой перерыв.
— Что-нибудь еще? — спросила она.
Он глубоко вздохнул, пытаясь припомнить.
— Нет. Наверно, это все.
В комнате воцарилась напряженная тишина.
— Если это все, то не буду больше мешать, — сказала Алекс.
Под его долгим и жадным взглядом она опустила глаза.
— Да, это все.
Когда она уже спускалась по лестнице, он вспомнил, что забыл дать ей на подпись налоговые формы. Карандаш в его пальцах хрустнул.
Алекс вышла на крыльцо и вдохнула холодный мартовский воздух. За три дня пребывания в Райском Саду она поняла, что необходимо срочно найти занятие, чтобы скоротать долгие часы между мытьем посуды после завтрака и подготовкой к ужину. Иначе она сойдет с ума от безделья. Соглашаясь на эту работу, она ожидала, что все утро будет занята приготовлением ленча. Но мужчины работали на выгоне, и она упаковывала их ленч, пока они завтракали.
Мяуканье за сетчатой дверью привлекло ее внимание. Сахарок терся о дверь и просился на улицу.
