— А я придерживаюсь старого мнения, что главное — чтобы человек был хороший, — лениво ответил бородач.
«Какой симпатичный дядька», — сразу же подумала Алина. И не отдернула руку, когда бородатый накрыл ее крупной кистью с короткими, поросшими темными волосками пальцами.
— Но вообще, если придерживаться строго теоретической основы нашего спора, — продолжал краснорожий, — то ведь никто не сомневался в том, что, если приятную с виду девушку обмотать дорогими тряпками, она станет стократ приятнее. Я вам даже больше скажу — если вот в эти ушки, — он указал вилкой на Алину, — вдеть пару бриллиантов величиной так с голубиное яйцо, то привлекательность красавицы возрастет ровно на цену этих бриллиантов. Нет, дорогие мои, если вернуться к нашему спору — то я лично утверждал другое: нельзя из коровницы сделать даму света, говорил я, нельзя взять девку с улицы и научить ее ходить, стоять, вести беседу, да что там — просто голову поворачивать с достоинством! Деревню не вытравишь, не вытравишь — вот что я на самом деле имел в виду, вот о чем спорил! И поэтому никакие серьезные отношения, я уж не говорю о браке, в нашей среде с девочками с улицы — ну хоть бейте меня, это просто не-воз-мож-но!
— Бог мой, какой текст, какие слова, — еще более лениво протянул бородатый. — Лично мне все эти твои излияния по барабану, Пашка. Нравится мне девушка — я буду ее добиваться и брать всеми возможными способами, фон-бароном буду ходить и цветами по полу сыпать, вот этими руками шампанским ванну заполнять… Пока нам обоим не надоест. Ну а когда снова скука — тыщу баксов в зубы и ступай, дорогая, не поминай лихом. Они, между прочим, как правило, лихом и не поминают. А все эти рассуждения, «моя среда», «не моя среда»… Я тебе вот что скажу: в этих непуганых пэтэушницах, тех самых, которые разницу между Эрмитажем и эпатажем не понимают и кроме «Экспресс-газеты» сроду ничего не читали, тоже есть особенный такой душок… остренький такой перчик. Для гурманов они, на особого ценителя, я бы сказал.
— Брось! Грязный лифчик и немытые волосы.
— Не скажи. А хоть бы и волосы! Это тоже на ценителя.
Алина слушала их, нахмурившись. Да и какая бы женщина на ее месте не принимала все вышесказанное на свой счет?
— Такое впечатление, что вы оба пытаетесь доказать друг другу собственную неординарность, и более ничего, — вмешался в разговор Царевич. — Не слушайте их, ну их к бесу. Расскажите лучше о себе. Вы москвичка?
— Нет… то есть уже да.
— Вот как? Откуда же вы к нам приехали?
— Из деревни, — с неожиданным для самой себя вызовом ответила Алина. — Из Больших Щавелей. Это под Саратовом.
— Большие Щавели? Что, так и называется? — гоготнул краснорожий.
— Да, так и называется.
— И что же вы там делали, если не секрет?
— Хвосты коровам крутила, — ответила она сквозь зубы.
— Молодец, девушка! За словом в карман не лезет. А в Москву, значит, на конкурс операторов машинного доения прибыли, так следует понимать? Ну и как? Оправдываете ли высокое доверие, демонстрируете ли высокие надои? Упругие ли соски у вашей Буренки? Достаточно ли высокие вам выдали калоши? Я ведь слышал, вы уж извините за интимную подробность, что эти ваши коровушки-кормилицы… они того… Иногда такие лепешки за собой оставляют, что в них и увязнуть можно.
— Да пошел ты…
— Стоп!!! — Человек по имени Слава снова, как тогда, в магазине, вскинул вперед руки и как бы развел бойцов, между которыми начинало искрить, как в неисправной электропроводке. — Пашка, я тебе советую этого человека не задирать, иначе вот эта бандура, — он указал на тяжеленную вазу, наполненную объеденными виноградными гроздьями, — может оказаться у тебя на голове. Что ты пристал к ней, дурак?
— Пошутить нельзя?
— Иди ты… Со своими секретаршами так шути — они у тебя за это зарплату получают. А мы девушку обижать не будем, она у нас в гостях. Мы ее лучше танцевать пригласим.
И, не дожидаясь ответа, Слава весьма галантно встал и картинно наклонился над Алиной, округлив руку в приглашающей на танец позе. Алина уставилась на него исподлобья. Она не видела себя со стороны и не могла оценить, какая она сейчас забавная: эдакий насупившийся котенок! Сходство увеличивала и атласная роза на плече — как будто чья-то веселая рука завязала на шейке зверушки замысловатый бантик.
— Я прошу вас, милая барышня. Неужели вы мне откажете?
Она не отказала — и негромкая музыка, которая вдруг стала струиться непонятно откуда, словно ее источали сами стены, стала обволакивать ее и шептать что-то малопонятное и оттого еще более заманчивое… А рука, прикосновение которой за сегодняшний вечер уже несколько раз заставляло трепетать Алинино сердце, крадучись перемещалась от плеча к самой шее и оттуда скользила по спине — и голова кружилась в ритме танго, и все пережитые за вечер обиды исчезали, как исчезают оставленные на песчаном берегу следы…
— Мы еще увидимся, хочешь? — прошептал он ей в самое ухо, так, что волосы, наверное, щекотнули губы.
— Не знаю.
— Да ладно, я же вижу — хочешь… Я позвоню. Телефон не забудь оставить.
— Я… — И она замолчала.
Все это было очень странно, и Алина не могла еще до конца разобраться в самой себе — рада она или нет сегодняшнему приключению, мало, надо признать, похожему на романтическое, особенно если вспомнить все, что наговорили здесь спорщики… И еще она не понимала — радуют или тревожат ее все эти прикосновения с намеком на ласку и нравится ли ей сам Слава или вон тот бородатый — он ведь тоже весь вечер посматривал на тоненькую блондинку в облегающем малиновом платье, и сквозь прищур его глаз она не могла не уловить масленистый проблеск, который всегда выдает откровенный, чисто мужской интерес… Ничего, ровным счетом ничего еще было непонятно, но все-таки была надежда на продолжение, во время которого бы все и выяснилось. И вот теперь, после этого вопроса, совсем, казалось бы, простого и даже очень естественного — «Оставишь мне свой телефон?» — она поняла, что ничего больше не будет, никакого продолжения, и сегодняшний вечер, может быть, будет лучшим из того, что с нею когда-нибудь произошло…
Дело в том, что у Алины не было телефона. Как, скажите, двадцатилетняя девушка может объяснить понравившемуся ей молодому человеку — особенно вот такому, холеному и, сразу видно, состоятельному, — что у нее не только нет телефона, но нет даже и адреса? Вот уже два месяца Алина ночевала на работе, расстилая на ночь матрасик в бытовке для хранения ведер и тряпок. Это было, конечно, запрещено, но бригадиром уборщиц в «Губернаторе» работала соседка Алины по дому… То есть по бывшему дому. Добрая, хоть и грубоватая тетя Кира была в курсе всех Алининых обстоятельств. Она-то и устроила девушку на работу — подразумевалось, что это «пока», но обе они понимали, как надолго может растянуться это «пока»…
