Пьетро включил дворники и, подъезжая к аэропорту, сосредоточился на управлении машиной. Эта мисс Добсон все еще улыбается, сердито подумал он. Видимо, уверена в скорой материализации своей мечты: прибрать к рукам как можно больше из переполненных сундуков семьи Мазини. А иначе, чего ей так сиять, чертовке! Он запомнил мгновение, когда, закрепляя люльку с сыном Франко на сиденье, поднял глаза и заметил, что та следит за ним с выражением, которое он не мог истолковать иначе, как откровенное приглашение заняться сексом.
Ее щеки порозовели, глаза просто поедали его, мягкие губы приоткрылись, и дышала она быстро и прерывисто. Наверное, так же она смотрела и на Франко. Неужели, чтобы заманить этого опытного ловеласа в сети, хватило одного такого взгляда? Да, не стоит сомневаться, братишка не отказался бы от подобного приглашения.
Уже пару часов частный самолет находился в полете. Вытянув перед собой длинные ноги, Пьетро достал из портфеля какие-то бумаги и попытался сосредоточиться на них, лишь бы не думать о сидящей рядом женщине.
Задача оказалась не из легких, поскольку его спутница играла с ребенком, который гукал в ответ. Сегодня она выглядела иначе, чем шесть недель назад, когда ему пришлось впервые увидеть ее. Теперь эту женщину в чистых, хоть и сильно поношенных джинсах и в белой майке с короткими рукавами толстухой и растрепой не назовешь. А собранные на затылке алой лентой волосы так и светились здоровьем.
И все же она явно не того типа девица, перед которой легкомысленный Франко не мог бы устоять. Его привлекали женщины блестящие, шикарные — этакие «призы» для плейбоя. Но чем-то ведь притянула его эта странная мисс. Может, подумал Пьетро, наблюдая за тем, как стюардесса передает Оливии подогретую бутылочку с детским питанием, все дело в улыбке.
Взяв ее, Оливия выдала по-настоящему лучезарную улыбку, осветившую ее, в общем, ничем не примечательное лицо, а на вопрос стюардессы: «Надеюсь, не слишком горячо?» ответила мягко и весело:
— Как раз то, что нужно. Большое вам спасибо, вы так добры.
Вот притвора, кисло подумал Пьетро, стараясь не слушать голоса двух женщин, восхищавшихся сыном его брата. Ребенок, действительно очень хорошенький, и выглядел исключительно ухоженным. Оливия, насколько можно судить, оказалась хорошей матерью. Но ведь ребенок Франко, цинично напомнил он себе, непроизвольно следя за нежной рукой, поглаживавшей мягкую щечку жадно сосущего малыша, ее козырная карта, ее пропуск к закромам Мазини. Ничего удивительного, что она обращается с ним, как с самой большой ценностью на свете.
Раздраженно вздохнув, Пьетро зашелестел своими бумагами и в довольно грубой форме отказался от кофе, предложенного стюардессой.
Когда та удалилась, Оливия решила, что нужно что-то делать с возникшей напряженностью. Ей лично было на это наплевать, но такая накаленная атмосфера могла плохо сказаться на маленьком Тедди. Где-то она читала, что даже такие крошки могут нахвататься негативных флюидов и пострадать от них.
— Я еще ни разу не летала на самолете, — призналась она, чтобы завязать разговор, и опасливо улыбнулась своему спутнику.
Тот промолчал.
Это его нежелание говорить просто смехотворно. Пьетро Мазини всеми средствами старался показать свою неприязнь, но могут же они быть хотя бы вежливыми друг с другом? До сих пор он лишь ограничивается приказами, куда идти и что делать.
Оливия подняла Теда столбиком и положила его головку себе на плечо, мягко поглаживая при этом по спинке. Пожалуй, стоит сделать вид, что Пьетро Мазини просто попутчик. Ей же так нравится беседовать с людьми.
Задачка оказалась не из легких, но она все же попыталась. Глядя на суровый, но красивый профиль, мисс Добсон весело произнесла:
— В детстве родители устраивали мне в каникулы посещение музеев, художественных галерей, исторических достопримечательностей. Они не верили в пользу солнечных ванн на пляжах Средиземного моря. Позже, к тому времени, когда я уже сама зарабатывала себе на жизнь, мои родители нашли в себе мужество признать свое поражение в том, что касалось моего воспитания. Но они поздновато спохватились. Я уже не брала отпусков — экономила деньги...
Почувствовав, как огнем горят ее щеки, Оливия замолчала, и как раз вовремя. Что-то я заболталась, укорила себя она. Мать всегда говорила, что я постоянно открываю рот, не подумав прежде, нужна ли кому-то моя трескотня. Глупо рассказывать какому-то незнакомцу, что приходилось копить средства на то, о чем всегда мечтала: на свадьбу, на собственный дом, на детей. И тем более распространяться о том, что, встретив и полюбив Франко, решила удвоить усилия в этом направлении, по наивности приняв за чистую монету его заверения в том, что мы поженимся, как только наберем достаточно денег.
Пьетро, возможно, страшно переживает и все еще оплакивает безвременную смерть брата, сочувственно подумала Оливия. Стоит ли напоминать ему, что Франко был лжецом и мошенником. К чему делать больно людям, даже если они относятся к тебе свысока.
Он, похоже, не обратил внимания на то, что ее словоблудие прервалось на полуслове. Сидел и делал вид, что внимательно читает свои бумаги. Но его глаза не двигались, а сказочные ресницы бросали на красиво очерченные скулы неподвижные тени.
Не спит ли он? Да нет, у спящих не бывает таких напряженных плеч. Подчеркнуто пренебрегает ею? Скорее всего. Однако этому несчастному все-таки не помешало бы хоть немного расслабиться.
— Думаю, он вот-вот заснет, — жизнерадостно объявила Оливия, имея в виду Теда, лежавшего на ее руках.
Ничего не услышав в ответ, она не подумала сдаваться. Не собирается же ее сопровождающий провести все время полета в мрачном молчании? Да и ей необходимо хоть что-нибудь узнать о семье, с которой вскоре предстоит встретиться, о доме, в котором придется жить, неизвестно сколько времени, — неделю, месяц, год...
Даже в мужчине такой мрачной красоты, холодном и неотзывчивом, должно быть что-то живое, человеческое, иначе не может не быть!
— Вы женаты, Пьетро? У вас есть семья? — импульсивно спросила Оливия.
Мазини никак не прореагировал на ее вопрос.
Кого он любит? Кто любит его? Дети, вызывающие его смех своими проказами? Жена, видящая обожание в его темных глазах, знающая каждую клеточку этого сильного и гибкого тела?
Оливия проглотила ком в горле. От уже почти привычной дрожи сильного возбуждения у нее захватило дух и учащенно забилось сердце. Она не должна думать о таких вещах, воображать его обнаженным в тот момент, когда от желания смягчается жесткая линия его рта и вспыхивают глаза. Не должна воображать себя в его объятиях...
