спать на скрипучей раскладушке, засунув под голову кроличью шапку. Прочие блюстители порядка, которым волею календарного графика и старших начальников выпала горькая доля – дежурить в новогоднюю ночь, тоже особого рвения не показывали, справедливо полагая, что в предновогодний вечер местные хулиганы не будут болтаться по городку, а соберутся компаниями в тёплых квартирах, где у них припасена уже незамысловатая закуска и выпивка. Новый год – святой праздник, даже для хулиганов…
Но в опустевшем городке было несколько человек, которые не стремились в тёплые дома, не смотрели праздничных передач по телевизору и не резали солёные огурцы для салата.
Зина была одной из них.
Новогодняя компания не сложилась, и встречать праздник ей придётся дома, что называется – в кругу семьи. Хотя потом, после двенадцати, можно будет вполне заслуженно оставить маму одну, наедине с «Голубым огоньком», и сходить на горку во дворе десятого дома, где обычно все наши собираются… Но до этого было ещё несколько часов, и домой идти не хотелось… Мать начнёт общаться на разные темы, которые, как она думает, должны интересовать современную девушку. Или будет передавать секреты своих кулинарных рецептов, которые Зина с детства выучила наизусть. Короче, тоска…
Маму, конечно, тоже можно понять: скучно вот так вдвоём с дочерью Новый год встречать. Но Зина-то чем виновата, что отец ушёл… А может и лучше, что он ушёл… Всё-таки мама его никогда не любила. Нельзя, конечно, замуж выходить, если с детства всё о человеке знаешь – жить потом с ним не интересно… Жалко её, конечно. Она ведь уже не молоденькая: тридцать семь скоро исполнится. Хотя… Может быть, и встретит ещё какого-нибудь старичка… Кто знает?
Они ещё немного погуляли, посидели на радиаторе в подъезде кооперативной девятиэтажки и решили расходиться. Серый хотел их с Машкой проводить, но встретил родителей. Они его запрягли в санки и увели с собой в гараж за банками. Девочки ещё немного постояли около Машкиного подъезда, договорились встретиться на горке, и Зина пошла домой.
На улице было тихо и безлюдно. Магазины давно закрылись. Обыватели сидели по домам в ожидании праздника. Было то дурацкое время, когда всё вроде бы уже почти готово, но садиться за столы и идти в гости ещё рано. Часовая стрелка перевалила за цифру десять и медленно подползала к одиннадцати.
Между вторым и третьим городками нормальную дорогу ещё не сделали, и через пустырь, заваленный поломанными бетонными плитами, люди сами протоптали в снегу узкую тропинку. По открытому пространству идти было не страшно, но дальше тропинка утыкалась в деревянные заборы частных домов и разветвлялась на несколько кривых дорожек. Старые домики доживали свой век. В них ещё обитали люди, и кое-где через щели в заборах и костлявые ветки старых яблонь светились окошки. На кривых перекрёстках торчали почерневшие от времени брёвна фонарных столбов, прикрученные толстой проволокой к растрескавшимся бетонным опорам.
Этот район местные называли Мадридом в честь детского дома, где жили ещё до войны дети испанских коммунистов. После войны дети выросли, и все как один уехали на капиталистическую родину. Помещения детского дома поделили на квартиры и раздали поселковым очередникам. Здесь часто снимали жильё молодые офицерские семьи. Днём, когда светло, через Мадрид проходило много людей, и было совсем не страшно, но сейчас его тёмные переулки между кривыми заборами наводили ужас. За состоянием жилищно-коммунального хозяйства тут со времён испанского диктатора генералиссимуса Франко никто не следил, и разбитые лампочки на покосившихся фонарных столбах не менял.
Михаил Рычагов прибыл к новому месту службы сразу после Египта. Учитывая возраст, боевые заслуги и неизменное холостяцкое состояние, командование выделило ему однокомнатную квартиру. По местным понятиям Мише сильно повезло – семейные очередники годами ютились в частных домах или общежитиях, – а тут – раз! – и сразу своё отдельное жильё. Однако, если посмотреть на этот факт с другой стороны, то именно эта квартира большой зависти у местных не вызывала и желанным приобретением не являлась. Она находилась в угловом доме, на первом этаже, с северной стороны. Сырая и тёмная. Кроме того, у квартиры была нехорошая репутация. Все её предыдущие обитатели страдали какими-нибудь социальными недугами, из которых бытовое пьянство было не самым страшным. Последний жилец вообще пропал при невыясненных обстоятельствах, оставив после себя на кухонном столе недопитую бутылку водки, что было на него совсем не похоже, и разрезанный ровно на девять кусков торт «Ленинградский», что уж совсем ни в какие ворота не лезло… Некоторое время воинские начальники надеялись, что пропащий жилец объявится, но, не дождавшись, решили выделить квартиру в порядке временного жилья вновь прибывшему подполковнику.
Вместе с жилплощадью Мише Рычагову досталась скудная меблировка, фанерная этажерка с двумя десятками книг, преимущественно русской классики, и шкаф с верхней зимней одеждой. Вся летняя одежда, вероятно, находилась на теле своего хозяина в момент исчезновения. Окна в квартире были целы, хотя шпингалеты плохо закрывались, а вот стекло в кухонной двери было выбито. Острые треугольные осколки торчали из деревянной рамы, как зубы акулы, и новому квартиранту казалось, что хищная рыба пытается укусить его за руку каждый раз, когда он проходил мимо, чтобы поставить чайник.
Миша попытался выяснить, где можно купить или выписать новое стекло такого размера, но опытные люди популярно объяснили, что законным способом сделать это будет затруднительно, и поэтому самое простое – украсть новую дверь на соседней стройке. Можно, конечно, купить её за бутылку у строителей, но как-то несолидно боевому ракетчику вступать в коррупционную связь со стройбатом, ведь каждому известно, каких людей туда призывают…
И Миша выбрал правильный путь.
Сторожа на стройке и в обычные-то дни встретить было невозможно – мальчишки постоянно играли здесь в войнушку, а новосёлы заходили одолжиться свежим раствором, арматурой и досками, в разумных, конечно, пределах. А уж в новогодний вечер его и с собаками нельзя было отыскать.
После дежурства Рычагов некоторое время оставался на службе, делая вид, что чем-то там срочно занят. Но это никого, похоже, не интересовало. И когда наступил тот затишный временной провал перед самым Новым годом, о котором здесь уже упоминалось, – он пошёл на стройку.
Целая дверь оказалась довольно тяжёлой и неудобной для переноски. Поэтому он лезвием перочинного ножа отжал занозистый штапик и вынул только стекло. Стекло было лёгким, но, чтобы не сломать, нести его пришлось двумя руками прямо перед собой. Толстые кожаные перчатки не давали стеклу выскользнуть и порезать ладони. С несколькими остановками, давая рукам отдохнуть, вполне можно было дойти до дома. Главное быть внимательным, не споткнуться и не налететь на какую-нибудь корягу в темноте… особенно в Мадриде.
Зина шла по тропинке
