А ведь он порой совершенно не умеет себя держать! — подумала Жанет. То он кажется всем чересчур интеллигентным, то он начинает говорить и вести себя так, словно вырос в трущобах, где мечты не поднимаются выше обычных физиологических удовольствий, а юмор обретает совсем плоский вид. И это при том, что его мамаша обычно многозначительно закатывает глазки, как только речь заходит о происхождении невестки. Пусть Жанет и не может похвастаться своим происхождением, но воспитанием уж точно превосходит ее сына!
Жанет прижала ладонь к губам, словно боялась произнести вслух что-то нехорошее. Нет. Так не пойдет. Надо даже мысленно держать себя в руках… Только с каждым годом это становится все труднее.
— Ну и как он тебе? — спросил ее Ивель, когда они, распрощавшись со Стеном и Оливией, шли к своей каюте.
— Нормально. Обычный француз. Сыпал комплиментами всему, что на каблуках.
— О. И тебе?
— Конечно.
Ивель усмехнулся:
— Ну да. Ты же это любишь.
— Не начинай.
— Нет, дорогая. Я не буду начинать. Я просто не дам тебе с ним продолжить.
— Ивель! — Жанет остановилась. — В чем дело? С каких пор ты стал таким ревнивым? Если я захочу с ним переспать, ты меня не остановишь.
— Да что ты!
Глаза его смотрели жестко. Ивель был взбешен. И это спокойный, послушный Ивель?
— Прошу тебя… Давай не будем. Я могу пообещать тебе, что не стану флиртовать с ним у тебя на глазах, а также вообще ни у кого на глазах, если тебе это так неприятно.
— То есть вы будете просто запираться у него в каюте и предаваться там…
— Ивель, чему предаваться?! Мы с ним едва знакомы! О чем ты?
— Не знаю. — Он вдруг устало провел рукой по лицу. — Наверное, правда… жара.
— Да. Жара.
— Ты иди пока в каюту, Жанет. А я немного посижу возле бассейна. Там прохладно. Что-нибудь выпью.
— Только не надирайся, как вчера. Не то я попрошу капитана сгрузить тебя на этой остановке и багажом отправить домой.
Ивель рассмеялся и ласково поцеловал ее в губы.
— Нет. Не стану. Но обещаю, что, если ты совсем не станешь уделять мне внимания по ночам, как весь предыдущий месяц, я буду пить. И сильно. А что мне еще делать?
Жанет снова помрачнела.
— Хорошо, я обещаю тебе… — И вдруг закричала: — Да черт возьми, ничего я тебе не обещаю! И обещать больше не хочу! Если я не захочу с тобой спать, то никакая сила на свете меня не заставит это сделать! И если я захочу переспать с этим французом, то никакая сила на свете меня не остановит, понял?
— Жанет, уймись. Я все понял.
— Не хочу я униматься! Пошел к черту!
Она развернулась, чтобы войти в каюту, но тут же лицом к лицу столкнулась с Филиппом Гартье. Он не мог не слышать ее последней фразы. Ее слышали все на корабле!
— Мое почтение. — Он приподнял соломенную шляпу, пожирая Жанет взглядом. — Я буду очень рад, если вы так и сделаете, мадемуазель!
Когда они с Ивелем только начали встречаться, Жанет составляла про него списки, которые так и назывались: «Списки про Ивеля». Она намеренно искажала правильность языка: это выражение, резавшее слух и глаз, напоминало стиль общения его семьи — не очень академичный и совсем не литературный, несмотря на всю их претенциозность.
«Списки про Ивеля» представляли собой длинные полотна, разделенные пополам, в левую графу заносились все достоинства испытуемого, а в правую — недостатки.
Среди его достоинств были такие черты, как вежливость, доброта, щедрость, обходительность, воспитанность и джентльменство, граничащее с рыцарством… Там присутствовала даже пылкость (о, как редко это проявлялось и как быстро сошло на нет!), а также искренность и открытость… Там было много всего, о чем в наше время можно лишь мечтать.
Список недостатков был куда короче. Правда, уже тогда среди прочего, на первый взгляд незначительного, присутствовал один тревожный сигнал: иногда бывает рассеянным и равнодушным. Если бы Жанет не была ослеплена любовью, она бы не забыла одно золотое правило: иногда один-единственный минус способен перевесить тысячу плюсов. Но эти истины открылись ей позже…
Когда после свадьбы Жанет показала ради смеха эти записи школьной подруге по имени Эйрин, та ответила, что с таким аналитическим умом Жанет нужно было идти работать в ФБР.
Однако никакой аналитический ум не помог ей избежать самой большой ошибки в жизни. Впрочем, тут виновата ее семья.
Но лучше обо всем по порядку.
Жанет выросла в небогатой семье — ее отец занимался перепродажей старых авто, а мать работала на фабрике в пригороде Нью-Йорка. Американец Билл Хорнел и француженка Шарлотта Амьен создали семью довольно поздно и без особого на то желания, просто потому, что «уже было пора».
По рассказам матери, во время знакомства, когда добрые друзья решили свести этих двух одиноких людей, которым было уже за тридцать, во время первого свидания Билл даже не удосужился выйти из машины. Их знакомство и первый диалог состоялся на передних сиденьях старенького «шевроле» небесно-голубого цвета, и уже через час Билл деловито и совсем прозаично сказал:
— Ну, я думаю, пышной свадьбы нам не надо. А все необходимое я подготовлю.
Раннее детство Жанет провела, как и все соседские дети, на улице, почерпнув там весь спектр первых жизненных радостей. Когда девочке исполнилось восемь, родители задумались, в какую школу ее отдавать. Чернокожее население, преобладавшее в их квартале, сильно не любило белых и всячески притесняло. Законы улицы здесь были суровыми, даже чересчур, подростки рано, лет с двенадцати сбивались в агрессивные стайки и потихоньку громили окрестности. И тогда родители решили вылезти из кожи вон, но дать девочке хорошее образование, заодно и улучшить условия жизни.
Собрав все накопления, чета Хорнел переехала в район, где жили в основном представители среднего класса. Для маленькой Жанет этот переезд показался чуть ли не долгожданным вознесением в страну эльфов, о которой она всегда мечтала: до того разителен был контраст двух уровней жизни. Из тесной квартиры в грязном подъезде она переехала в дом, где у каждого из жильцов была своя парадная! А соседи не орали и не били чужие окна! А под окнами в палисаднике росли цветы!
Это было ее первое столкновение с классовым неравенством. Восьмилетняя Жанет поняла, что мир делится не только на черных и белых, но главное — на богатых и бедных.
Бизнес отца в те годы стабилизировался, и несколько лет семья жила очень даже неплохо. Жанет подросла и стала настоящей красавицей: грациозной, гибкой, словно пантера, с копной кудрявых темных волос, которые всю жизнь безжалостно пыталась распрямить. Помимо учебы и рисования она занималась танцами, поэтому к четырнадцати годам обрела шикарную фигуру и умение крепко стоять на ногах в любых обстоятельствах.
