Или как это называется? Как называется, когда над мальчиком и девочкой берут опеку, чтобы получать отчисления и нагружать работой? Не знаю, но я звала его братиком.
Его звали Русланом. Он меня защищал, а потом объявилась его родственница и забрала его. Мне было лет одиннадцать, я уже подробностей не помню.
Но до сих пор по нему скучаю, будто какую-то часть меня тогда оторвали.
Даже сейчас, хоть и думаю совсем о другом, а вспоминается его образ. Светло-русые волосы, пронзительные голубые глаза, сильные руки. Красивый. Наверное.
Тогда я о таком не думала.
В общем, умерла бабушка, я должна была вернуться в детский дом. Конечно, всё было не так ужасно, я должна была получить жильё. Но, правда, не сразу. Мне говорили, что есть какая-то очередь, и это может затянуться.
В детском доме было странно. Из-за того образа жизни, который я вела, было трудно вливаться, заводить друзей. Хорошо хоть, что я уже не была ребёнком практически. Слишком взрослая для серьёзной травли.
Да и продлилось это недолго. В один из дней меня посетила Алевтина. Оказалось, что она племянница бабушки. Она предложила мне пожить у неё до совершеннолетия. Я согласилась недолго думая. Документы оформили, и вот я уже переехала в город побольше.
У Алевтины была своя кофейня. Она предложила мне там подрабатывать. За зарплату. Для меня после работы даром у бабушки это был шок.
Но я всё равно не могла привыкнуть к тому, что мне необязательно было драить квартиру каждый день. И кафе. И весь подъезд.
Мне очень хотелось быть полезной.
Я очень хотела остаться.
А кроме того просто не могла вести себя иначе.
Вот в такой жизненный период меня застал Мирон. Я уже окончила школу, но пока не была уверена, куда хочу поступить. Да и нужны были либо знания получше, либо деньги. Алевтина сказала не торопиться и хорошо подумать. И этим была занята моя голова, пока я улыбалась посетителям в кафе, варила кофе и рекомендовала чизкейки и блины.
Теперь я понимаю — Мирон пытался флиртовать со мной с первого же дня.
Тогда я не понимала.
Хоть он мне сразу понравился.
Но как такому могла понравиться я?
Высокий, мускулистый и очень красивый. Как показывают мужчин в рекламе какого-нибудь геля для душа или одеколона. Кроме того даже я понимала, что он богат. Для меня средний класс — уже роскошество, но всё же. Он всегда хорошо и опрятно выглядел, двигался не резко, как бывают с теми, которым постоянно надо куда-то бежать. Говорил уверенно, смотрел так, будто я уже его…
Ещё Алевтина говорила, что одежда его больше стоит, чем наша кофемашина.
А кофемашина стоит целое состояние! Этот монстр — сердце кофейни.
Я мечтала о нём, но не мечтала быть с ним. Потому что искренне не верила в это. Даже не задумывалась, не рассуждала мысленно.
Я понимала, что раз он улыбается мне, значит, просто улыбается всем.
Но Алевтина отметила, что у него ко мне особый интерес.
«Он тебя соблазнить хочет, точно… Держись от него подальше, девочка. А то беда будет!»
Катя тоже говорила, что он «скользкий».
Я не понимала, о чём они говорили. Он же идеальный!
И так и было. Мирон ни разу меня серьёзно не обидел. С какого-то момента он стал провожать меня до дома. Потом подвозить. Потом приглашать на свидание.
Пока я, краснея и запинаясь, не попыталась ему объяснить, что я не такая. Если он рассчитывает на ночь со мной, то я нет. Мне было даже страшно от мысли об этом.
Я всегда думала, что если уж этим и нужно заниматься будет, то только с мужем.
Он рассмеялся и сказал, что понял это с самого же первого дня.
И у него на мой счёт очень даже серьёзные намерения.
Он тогда ещё не представлял, как со мной намучается. Я долго не могла ему поверить, тем более что убеждали меня все, что это не может быть правдой. Ну не посмотрит Мирон на такую, как я.
«Симпатичная ты, Стеша, конечно, но будем реалистами — таких как ты полно…»
Вот это пришлось из меня Мирону выбивать, как из старого ковра — пыль. Хлопком за хлопком. То есть свидание за свиданием. А дальше он боролся с моей чрезмерной заботливостью и одновременно зажатостью.
В итоге всё получилось, пусть и с попеременным успехом.
Мы начали встречаться, я к нему переехала, были поцелуи, объятия, много времени вместе. Но до свадьбы ничего большего. Наверное, если бы он попытался и этот блок преодолеть, я бы сдалась. Потому что влюбилась по уши и каждый день сходила с ума от притяжения между нами. Но Мирон не пытался.
А в первую брачную ночь ему словно крышу снесло.
Тогда я окончательно убедилась в том, что у нас всё по-настоящему.
Похоже на сказку, особенно, после всего того, что в моей жизни было раньше. Но ведь это и объяснимо. Может есть какое-нибудь вселенское равновесие, баланс чёрного и белого в жизни? В любом случае муж стал моим героем, он показал мне новую жизнь, и я не могла нарадоваться.
Но кто знал, что когда узнаю о ребёнке, не скажу ему правду?
Не скажу, потому что вновь начинаю сомневаться в нашем браке.
Мирон обнимает меня, целует в волосы, гладит по спине успокаивающе, извиняется за слова своей сестры. Конечно, теперь я не могу обижаться на них. Ирина и вправду очень гордая, поэтому могла не сказать мне о своих приступах. И она ревнует брата ко мне. Я же не совсем дура, замечала это. Но списывала на то, что они многое пережили вместе, и теперь впустить в жизнь близкого человека другую непросто.
Вот только всё это имеет значение лишь в том случае, если Мирон ничего от меня не скрывает.
А я не могу быть в этом уверена. Мне очень хочется верить, но всё слишком странно.
После нашего разговора он уезжает. Вызов с работы. Что-то срочное.
А я запираюсь в ванной и плачу там, наверное, несколько часов. Всё было так хорошо… Неужели я зря доверилась? Неужели Мирон не любит меня? Или я зря переживаю?
Мысли дикие совершенно меня вымотали. И я перестала плакать только потому, что на это просто не осталось сил.
Глажу рукой конечно же ещё плоский живот.
— Прости, родной… Мама не должна переживать. Но мама не знает, что делать.
Я привыкла думать,
