ополоснув лицо, Микаса пригладила растрепанные пряди и, прижав ледяные ладони к щекам, вышла из душевой. Казалось, будто дорога к его кабинету заняла целую вечность. Целую вечность ей пришлось слушать испуганный стук сердца, отдающий в уши и ладони, убеждать себя, что все в порядке, что он также пренебрежительно будет относиться к ней, и беспокоиться не стоит.
Остановившись перед дверью, Микаса сделала глубокий вдох и выдох прежде, чем постучать. Раздраженное «войдите» остудило ее пыл, немного возвращая в реальность. Кабинет был затоплен солнечным светом, больно резнувшим по глазам. Микаса зажмурилась и прошла ближе к столу, около которого спиной к ней стоял капитан, обрамляемый золотистым сиянием. Он выглядел… завораживающе.
— Капитан, — Микаса отдала честь, в привычном жесте прикладывая руку к груди, — прошу прощения за опоздание.
Он неторопливо развернулся, внимательно вглядываясь в ее лицо. Микаса ощутила, как по спине пробежались мурашки от привычного нечитаемого взгляда с яркими голубоватыми вкраплениями в холодной серости. Собственная реакция на его взгляд удивила ее.
— Ты в своем репертуаре. Не успела отработать одно наказание и уже напрашиваешься на другое.
Аккерман потянулся к чашке с чаем, продолжая выжидающе смотреть на нее. Микаса бегло оглядела его руку с тонкими, аккуратными пальцами, придерживающими чашку в неповторимой, элегантной манере. Ее бросило в дрожь от эпизода, неожиданно вспыхнувшего в сознании, когда эти самые пальцы в нежнейшем прикосновении задержались на ее щеках, медленно перемещаясь на шею.
— Аккерман, ты слушаешь меня? — спокойным приглушенным тоном спросил он.
Капитан оказался неожиданно близко: Микаса даже не заметила, когда он успел подойти к ней, и ее испугало, что бдительность вмиг приглушилась, стоило вспомнить о своем ночном видении. Он прищурился, с подозрением оглядывая ее лицо.
— Да, сэр. Простите, сэр, — дышать становилось все сложнее и сложнее.
Казалось, будто весь воздух вдруг накалился до такой степени, что невозможно было сделать ни одного спасительного вдоха. Ей стало жарко то ли от солнечных лучей, обволакивающих своим теплом с ног до головы, то ли от того, насколько совершенной и бледной была кожа капитана за закатанными рукавами рубашки, с немного вздувшимися венами, красиво оплетающими его руки.
— Мне нужна твоя помощь с этими бумагами, — он кивнул в сторону нескольких стопок, перевязанных веревкой, — каждый документ нужно будет рассортировать в алфавитном порядке и расставить по полкам.
Микаса кивнула, и, решив покончить с этим как можно скорее, на негнущихся ногах обошла мужчину, упорно игнорируя желание вновь посмотреть на него. Подхватив края грубой веревки, Аккерман подняла две стопки и направилось в сторону книжного шкафа. Сердце никак не унималось, выстукивая в быстром ритме в груди, было невыносимо душно, и небольшой груз в руках ощущался неподъемно тяжелым.
Последнюю оставшуюся стопку капитан уже держал наготове в руках. Когда он передал ей бумаги, на секунду их пальцы соприкоснулись. Микаса вздрогнула, резко одергивая ладонь: тяжелая пачка документов с грохотом рухнула на пол вместе с ее сердцем. Она подняла взгляд на капитана, пытаясь понять, насколько сильно разгневала его своей оплошностью, но лицо мужчины было безмятежно-спокойным, как будто мыслями он был далеко отсюда.
— Аккерман, с тобой точно все в порядке? — помедлив, непривычно мягко поинтересовался он.
От того, как добр и внимателен он был к ней сейчас, ей вдруг так сильно захотелось рассказать о всех переживаниях, волнениях, новых впечатлениях и не проходящем чувстве тревоги. Микаса чувствовала себя такой уязвимой, будто с нее сняли кожу, и все ее чувства обнажились, болезненные, мучительные, лишающие самоконтроля. Она представила, как хорошо бы было, если бы капитан выслушал ее, возможно даже понял и пожалел. Хоть немного. Ей так нужна была поддержка.
С трудом подняв отяжелевшую голову, Микаса взглянула на мужчину, осторожно приблизившегося к ней. Он потянулся к ее лицу, большим пальцем стирая слезы с щек: Аккерман даже не заметила, как окончательно расклеилась. Его кожа оказалась приятно теплой.
— У тебя точно что-то случилось, раз ты при мне влагу распускаешь.
Она хотела возразить и соврать, что все в порядке, но в итоге кивнула и шмыгнула носом, чувствуя себя уменьшившейся в несколько раз под прямым изучающим взглядом стальных глаз. Губы безостановочно задрожали — Микаса была на грани. Казалось, вот-вот внутри что-то лопнет, обжигая изнутри раскаленной волной.
Неожиданно, капитан мягко притянул ее к себе, заключая в объятия. И Микаса, стесняясь, чувствуя привычное волнение, накрывающее ее рядом с ним, позволила себе расплакаться.
— Это из-за меня?
Ее удивил этот вопрос.
— Нет, — тихо прошептала она, чувствуя, как мужские ладони аккуратно поглаживают спину.
Этот маленький жест оказался настолько успокаивающим и приятным, что ей не хотелось, чтобы это прекращалось. По плечам пробежала дрожь.
Выдохнув, она отодвинулась от него, все еще ощущая свежий запах выстиранной рубашки.
— Давайте закончим с этим побыстрее.
Он кивнул, к ее удивлению, не добавил ни одного унизительного комментария и поднял с пола стопку бумаг, самостоятельно унося их к шкафу с другими документами.
Микаса не знала, куда себя деть, переводя взгляд с одного предмета мебели на другой. Картинка стремительно размазывалась, пока глаза не остановились на капитане, подрезающем веревки канцелярским ножом.
Сделать шаг в его сторону оказалось проще, чем она думала. Как только в руках оказалась шероховатая бумага, мысли притихли, а разразившаяся внутри буря осела. Молчание и работа затягивали: капитан оставил все необходимые бумаги рядом с ней и сел за стол, не мельтеша перед глазами, словно давая ей время на передышку. И Микаса, наконец, могла вдохнуть полной грудью.
Как только документы были рассортированы, она несмело прошла к столу, с силой сжимая дрожащие пальцы в кулаки.
— Все готово, сэр.
Он кивнул, не отрываясь от бумаг, разложенных на столе.
— Ты можешь быть свободна.
— Есть, сэр.
Аккерман развернулась, направляясь к выходу, когда он добавил:
— Не держи зла на меня, Микаса. Ты всегда можешь поговорить со мной, если тебя что-то беспокоит.
Она слабо улыбнулась, и, не оглядываясь, вышла из кабинета.
Микаса никак не могла выудить из памяти момент, когда мир сузился только до ровной капитанской спины, обернутой в плащ с крыльями свободы прямо между лопаток. Когда из гущи голосов слух улавливает лишь холодный, властный тон, которым он обычно отдавал приказы на тренировках и миссиях. Когда лица сослуживцев начали смазываться в нечеткое, мутное пятно, пока взгляд не останавливался на нем.
Она до сих пор не могла понять, отчего при мысли о капитане ребра теснило изнутри странным томлением, ладони потели, а дыхание становилось неровным, будто после долгой пробежки. Ни одной другой мысли не было
