Я бы придумала, чем и как его взять. Если бы не получилось соблазнить, это была бы уже его проблема. Я стала бы опекуном ваших детей. Они мне не так и нужны, а вот дом, квартира, машины, фирма твоего мужа – это ни малый бизнес матери. Мне на всю жизнь бы хватило. Мне плохо, сделай укол.
– А ты не подумала о том, что у Максима жив отец, и Плетнев мог претендовать на опеку. У Сони есть мама, и она могла забрать девочку. Опеку могли передать Антону? Он мне такой же брат, как ты сестра. Его тоже под откос? – спрашивала Карина, не обращая внимания на слова сестры. – Твоей жизни осталось двадцать минут. Что еще? Маму тоже травила? Говори, Иуда!
– Она сама сдохнет от своей гипертонии, завещание перейдет ко мне, – равнодушно ответила Марина. – Раза два поскандалить и во время не вызвать скорую помощь.
– Чего тебе не жилось? А Сашу, зачем подставила? Ты с ним три дня знакома была. Зачем прислала сообщение?
– Сработало! Ты же у нас правильная! Не простила бы мужа, могла потерять ребенка, на это и был сделан расчет. Все это и случилось. Я и с Фоминым, и с Руденко была знакома мало. И что? Они мной попользовались, а дружить продолжают с тобой. Это нормально?
– А то, что ты им рога наставляла – это нормально? Прыгала из кровати в кровать и хотела к себе уважения?
– Отпусти меня. Сделай укол и отпусти. Я соберу вещи и сразу уеду назад, – просила сестра.
– Назад – это значит к маме. Нет! Пусть она поживет спокойно несколько лет. Ты достаточно выпила из нее крови. Тебе тридцать три года, а ты, как пиявка, не можешь отцепиться от нее. Мало того что пьешь кровь, еще смеешь упрекать и командовать. Тебе ее не жаль?
– Мне и тебя не жаль. Тебе тоже недолго осталось. К утру можешь загнуться во сне от сердечной недостаточности, если мы не договоримся. Я помогу тебе, а ты мне. Обе останемся живы, – уже не таясь, говорила Марина с вызовом.
– Это вряд ли. Я подменила твою отраву на настоящий коньяк. Сейчас я вызову полицию, и пусть она сама разбирается с тобой.
– Ты стерва! – не сказала, закричала Марина. Она поняла, что проиграла. – Прикидывалась глупой овцой, а сама волчара.
– Против тебя я ангел небесный, и твоим пакостям только учусь, – разочаровано сказала Карина. – Ты поэтому мне вчера так настойчиво предлагала кофе? На что ты рассчитывала?
– Ты умерла бы во сне от сердечного приступа. Нервное потрясение от потери ребенка хорошее прикрытие. Карина, я отдам тебе все деньги. С тобой теперь ничего не случиться, а я жить хочу. Подумай, что будет со мной? – сбавив тон, просила Марина.
– А ты обо мне подумала, когда затевала все это? Ты о детях моих подумала? О нашей матери? Ты сама выбрала для себя такую жизнь: свободную, беззаботную и безответственную. Я закончила, – сказала она, заметив наряд полиции. – Забирайте эту дрянь. У нее даже мысли не возникло раскаяться.
– Сделай мне укол. Я подохну. – Она меня отравила, мне плохо, – обратилась она к полицейским. – Сделайте что-нибудь.
– Это стакан, из которого она пила, – сказала Карина, опуская стакан в пакет и передавая его полиции. – Яда не было. В отличие от тебя, сестра, я не такая алчная и кровожадная. Я хотела узнать о твоих намерениях, я о них узнала, а брать грех на душу за твою никчемную жизнь я не собиралась. У тебя есть черта, которая не меняется с годами. Ты очень впечатлительная и панически боишься всего, что может навредить твоему драгоценному здоровью. Я этим и воспользовалась. В доме стоят камеры и весь наш с тобой диалог не только видели, но и слышали.
Пригласив понятых, в комнате Марины провели обыск, и нашли в ее вещах деньги, лежавшие до этого в сейфе и еще одну бутылочку с жидкостью, напоминающей коньяк. «Ты еще об этом очень сильно пожалеешь. Ничего для вас всех не закончилось», – сказала Марина, прежде чем ее увезла полиция. У Карины, после этих слов, началась истерика.
– Послушай меня, Карина, – говорил Александр, обнимая жену. – На данный момент ты поступила правильно. Пусть посидит до понедельника и подумает. Ты можешь не сажать ее в тюрьму, и суд может принять во внимание твою просьбу о высылке ее по месту прописки и не приближаться к тебе ближе, чем ты захочешь. Она сама во всем виновата. Успокойся. Что я детям скажу?
– Саш, она озлобится и сделает подобное чужими руками, – глотая слезы, говорила она. – Нет! Здесь нужны другие меры воздействия. Закон в отношении нее не сработает. Мне нужно позвонить маме. Но я не знаю, как обо всем ей сказать? А завтра я поговорю с Городецким. Нина еще не вернулась с детьми?
– Успокаивайся, а я позвоню Нине. Она сегодня ужин приготовила, как знала, что тебе будет не до него. Хорошая она у нас, понимающая, но так была напугана Мариной, что готовила и оставила все в гостевом доме. Приходи в себя, а я после звонка все принесу, – сказал муж, целуя ее в щеку.
Карина дождалась, когда муж вернется, и вопросительно посмотрела на него.
– Позвонил? – спросила она. – Когда они приедут?
– Они уже едут домой.
– Саш, пойдем, посидим на воздухе, пока они появятся.
Они вышли из дома, присели на качели. Александр накинул на жену плед и, обняв за плечи, прижал ее к себе. Карина положила ему голову на плечо, закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Внутри ничего не происходило. Напряжение, которое она испытывала, та тревога и те слезы которые были – ушли. На душе было спокойно, а сердце билось ровно. Она открыла глаза, посмотрела на березу, роняющую пожелтевшие листья на землю и остановила свой взгляд на красном диске солнца, которое заходило. Вот оно зацепилось за крону дальних деревьев, потом за крыши домов и исчезло совсем. Ворота разошлись, и во двор въехал Форд Фокус. Карина улыбнулась. «Вот и славно. Все дома, все вместе, а это главное», – подумала она и поднялась с качели. Из машины вышли дети и вприпрыжку побежали на встречу с криком: «Мама, мы тебе привезли сюрприз!», а следом за ними вышла Нина. Она поставила небольшую коробку на землю и вынула из нее щенка. Щенок, которому было месяца три, отряхнулся и направился к новым хозяевам прыжками, от которых его зад заносило в сторону. Они стояли, обнявшись вчетвером и, улыбаясь, наблюдали эту картину.
– Простите меня
