У Флоры была замечательная улыбка. Быть может, Лавинии так казалось потому, что она до невероятного была похожа на улыбку ее отца.
— О, спасибо, мисс Херст. Право же, я думаю, что наконец-то вы сказали правду.
«Да говорила ли я вообще когда-либо правду?» — горестно спрашивала себя Лавиния. Она надела к рождественскому вечеру платье из желтой тафты, и Флора провозгласила, что она в нем такая же красивая, какой была в опере в Венеции, когда они впервые обратили на нее внимание.
С тревогой на сердце Лавиния поправляла складки.
— Это просто нелепо, Флора, мне наряжаться вот этаким образом. Мягко говоря, это неуместно.
— Но я вам приказала надеть платье, которое я вам подарила, — царственным тоном заявила Флора. От переполнявшего ее восторга она вздохнула. — Вы в самом деле выглядите необыкновенно, мисс Херст. Вы видели себя в зеркале?
Лавиния успела посмотреться в зеркало и отвернулась от своего отражения. К чему ей это? Человек, которого она любит, не должен глядеть на нее, а тот, кого ненавидит, станет глядеть слишком долго.
— Я считаю, что вы убийственно красивы, как леди, о которой говорил мистер Пит, — размышляла вслух Флора. Девочка страшно удивилась, когда Лавиния стала ее умолять не повторять эти слова. — Почему же, мисс Херст? Я была бы счастлива обладать роковой красотой.
— Ну что ж, может, так оно и будет, когда ты наденешь свое бальное платье, — ворчливо заметила Лавиния. — На меня ты достаточно нагляделась, займемся теперь тобой. Ты бы хотела сделать высокую прическу?
Щеки Флоры порозовели от удовольствия.
— А можно? Ах, этого мне бы хотелось больше всего на свете. В какой-то мере это вознаградило бы меня за необходимость сидеть в коляске. Но если я могу сделать высокую прическу, не слишком ли я повзрослею, чтобы носить розовый шарфик? И так ли уж необходимо надевать детское ожерелье из кораллов? Я бы предпочла бриллианты бабушки Тэймсон. Когда я стану достаточно взрослой, чтобы носить их?
— А как ты смотришь на то, чтобы пожить в настоящем времени? — лукаво спросила Лавиния. — Сделать «высокую прическу — достаточно серьезный шаг вперед.
Но когда Флора облачилась в накрахмаленное белое платье и ее зачесанные вверх волосы придали преждевременную зрелость ее узкому нежному личику и обнажили ее длинную шею, очень белую, стройную и юную, она сразу же ударилась в слезы.
— Какой в этом смысл, если я не могу ходить? Я думала, что к Рождеству буду ходить, но я не могу. Кто станет мной восхищаться, если я калека?
— Успокойся, родная моя, успокойся! И в самом деде никто не станет восхищаться, если лицо у тебя будет красным от слез. Прекрати сейчас же! Если ты перестанешь плакать, я слегка напудрю тебе нос своей рисовой пудрой.
Громадным усилием воли Флора остановила поток слез, но ее худенькая грудка все еще вздымалась от сдерживаемых рыданий. Она позволила Лавинии попудрить ее нос и выдавила из себя слабую улыбку.
— И все-таки это трагедия, мисс Херст.
— А знаешь, я думаю, мистер Буш не решился бы заговорить, если бы ты запросто разгуливала кругом, как все остальные. А так я уверена, что он будет сидеть рядом с тобой, пока все мы будем танцевать.
Флора, уже менее скорбная, начала приглаживать аккуратно уложенные на голове колечки волос, перевязанных ленточкой.
— Вы думаете, он заметит, что у меня волосы зачесаны наверх?
— Придется заключить, что у него очень плохо со зрением, если он этого не заметит.
— Как у дяди Тимоти, — Флора начала хихикать. Потом вдруг настроение ее вновь молниеносно переменилось — О, как бы мне хотелось, чтобы бабушка Тэймсон была здесь. Она могла бы нарядиться в свое бархатное лиловое платье и надеть все свои драгоценности. Она мне говорила, что любит балы. Она устраивала очень пышные вечера в своем палаццо в Венеции. Она говорила, что если бы погрузить в гондолу все драгоценности, которые были на ее гостях, та затонула бы. Зажигались тысячи свечей, а пол в бальном зале был из розового мрамора. И все-таки Винтервуд может быть столь же великолепным. Мне бы очень хотелось, чтобы она была здесь сегодня и могла его видеть.
Свечи на елке были зажжены и ярко горели. В громадном камине потрескивали поленья. Многочисленные окна длинной галереи скрылись под тяжелыми дамасскими занавесями, и в уютном полумраке слегка светился портрет матери Дэниела, юной женщины с вьющимися темными волосами и глазами цвета лазури, напоминавшими цветок травы горчанки в ее любимом синем саду. Дальний конец уходил во тьму, но здесь, в центре, вокруг елки и горящего очага, было тепло и празднично.
Ярким пламенем бил в глаза ослепительный наряд Шарлотты, облачившейся в эффектное малинового бархата платье, словно бы для того, чтобы сбросить какую-то тайно снедавшую ее тоску. Черные как смоль волосы были уложены в высокую прическу, глаза сияли, словно бесцветное стекло. В этот вечер в ее красоте было что-то отталкивающее и даже жутковатое. Под внешним совершенством пряталось какое-то глубоко подавляемое чувство.
Но каким бы ни было это чувство, при появлении Лавинии оно явно сменилось другим, более понятным.
— У вас просто великолепный вид, мисс Херст, между тем мы собрались всего лишь на скромный семейный праздник. Здесь не оперный спектакль.
— Мама, это я заставила мисс Херст надеть ее новое платье, — заявила Флора. — Это мой рождественский подарок ей. Правда, она в нем очень красива? И скажи, ты заметила, что у меня волосы зачесаны кверху?
— На двенадцатилетней девочке это выглядит смешно. Полагаю, и тут не обошлось без влияния мисс Херст?
Разочарованная неодобрением матери, Флора совсем было уже приготовилась удариться в слезы. Дэниел, гораздо более наблюдательный, чем можно было предположить по его виду, спокойно' возразил:
— Наша дочь растет, моя дорогая. Может, мы снимем наши подарки с елки, пока они не загорелись? Эти свечи кажутся мне весьма опасными. А потом, я думаю, мистер Буш поиграет на рояле и мы немножко потанцуем. Он наверняка захочет, чтобы ты переворачивала нотные страницы, Флора.
Юная физиономия мистера Буша то и дело заливалась румянцем. Он пробормотал что-то вроде «с удовольствием», и слезы Флоры от радости мигом высохли.
Подарки один за другим раздавал сэр Тимоти: это была его привилегия как самого старшего из присутствующих. Он то и дело ронял очки, неправильно читал надписи, но в конце концов у каждого оказался в руках перевязанный ленточкой сверток. Флора получила от отца красивое кнутовище для верховой езды. Этот намек, что она в скором времени снова начнет ездить верхом, чуть не заставил ее снова разрыдаться. Но потом она позабыла о себе, с напряженным вниманием следя за тем, как будут приняты ее собственные щедрые дары. Пожалуй, не следовало ей позволять так скоро демонстрировать свое богатство. Эдвард и Саймон, без сомнения, были в восторге от полученных дорогих подарков, но Шарлотта смотрела на маленькую серебряную коробочку, лежавшую у нее на коленях, с каким-то странным выражением, чуть ли не со злобой.
