— Ты голодна? — спросил Ронан.
— Почему ты спросил? — рассмеялась Керри, не меньше самого Ронана удивленная и смущенная таким завершением дня.
— Потому что хотел поужинать вместе с тобой, — шепотом пояснил он.
— Я бы с радостью, — тотчас принялась маневрировать Керри, — но сегодня я рано встала, а на завтра у меня тоже большие планы, да и разница часовых поясов... Пожалуй, я закажу ужин в номер.
— Хорошо, — как-то подозрительно легко отпустил ее Ронан. — Спасибо за приятный день, Керри Дойл.
— Тебе спасибо, — отозвалась она.
— Нет, я искренне благодарен тебе, Керри. Я ведь годы уже не ездил по Манхэттену в автобусе, да еще в такое позднее время. Это было удивительно... как впервые, — с чувством признался Ронан О'Киф, затем вновь приблизился к ней, зажав ее руку между своими ладонями и действительно впервые открыто заглядывая в ее глаза. — Знаешь, возле Таймс-сквер я в самом деле на миг испугался, потеряв тебя из виду. Понимаешь, что такое Нью-Йорк?
— Вряд ли у меня хватит оснований ответить на этот вопрос утвердительно, — с растроганной улыбкой тихо ответила Керри, изумившись его внезапному откровению. — И не сомневайся, я помню все твои рекомендации о том, куда еще следует отправиться в Нью-Йорке, прежде чем покинуть этот необыкновенный город, — заверила его она.
— Хорошо, — медленно кивнул Ронан, с призрачной надеждой вглядываясь в ее лицо. — Обязательно... обязательно сделай это, Керри... Керри Дойл. Особенно рекомендую вертолетную прогулку над городом.
— Обещаю, господин гид, — шутливо ответила она. — Завтра же поднимусь в небо.
Он отпустил ее руку, отпустил ее саму, и Керри направилась к дверям отеля. Она сделала несколько шагов, но, приостановившись, обратила к Ронану свое миловидное улыбающееся личико и помахала ему.
Ронан словно ждал именно этого знака. Через миг, равный двум прыжкам, он оказался возле нее и, обняв, жарко поцеловал, словно они только что встретились после разлуки. Он заключил лицо Керри в свои ладони и целовал ее разгоревшиеся щеки. А она только удивлялась тому, какие нежные, теплые и ласковые у него губы.
— Удачи тебе, Керри Дойл, — освобождая Керри из своих объятий, напутствовал ее Ронан.
— Спасибо. И тебе тоже желаю удачи, Ронан О'Киф, — все еще не веря в реальность неизбежного расставания, отозвалась она.
Он в последний раз склонился к ее лицу и оставил на ее щеке уже сугубо дружеский прощальный и признательный поцелуй.
Ронан теребил соломинку в стакане с коктейлем, отчего прозрачные кубики льда слабо клацали от соприкосновения с тонкими и высокими стекольными застенками. Он бессмысленно смотрел на окружающих, то поднося стакан к губам, то отдаляя его, еле пригубив. Все они были просто прохожие, и лишь некоторые сами останавливали на себе его взгляд, чем-то разительно отличаясь от безликости толпы. Тогда его пытливость на миг напоминала о себе, но тотчас ослабевала, уступая место скуке и иному, хоть и смутному, но оттого не менее ощутимому чувству. И если это было не разочарование от потери, то досада от упущения.
Эл вновь приблизился к нему и облокотился о стойку бара с противоположной от Ронана стороны.
— Растворяешь печали? — насмешливо спросил бармен.
— Снижаю их концентрацию.
— Ну-ну, — скептически произнес Эл.
— Надеюсь, в мое отсутствие в Нью-Йорке не ввели комендантский час? — шутливо осведомился Ронан.
— Нет, а стоило бы, — вполне серьезно отозвался Эл. — Возможно, только в этом случае мне удалось бы отоспаться.
Неожиданно Ронан зашелся диким хохотом.
— Завидую, — мрачно ухмыльнулся усталый бармен. — Ты можешь над этим смеяться...
— Я могу смеяться над чем угодно, — объявил Ронан О'Киф, — я ведь ирландец. Скверный насмешник и безнадежно неуживчивый бродяга с ирландскими корнями, который только что побывал на родине предков.
— Сколько тебе, Рон? Тридцать? Тридцать два?
— Никогда не поздно осознать правду, — бросил Ронан. — Быть может, я жил все эти годы только для того, чтобы прийти к этому выводу. Взять моего дядю. Он буквально с пеленок культивировал в себе некое насмешливое отчаяние. Я же, в отличие от него, — счастливчик. Тридцать с лишним лет я жил как все, веря, что лучшее ждет меня впереди, — то, что придет на смену моему вечному сарказму и одиночеству. И что же оказалось? Я просто дикий и неуклюжий тип, хотя привык думать о себе совершенно иначе.
— Так и есть, Ронан. Ты легкий в общении парень. А это твое настроение... оно пройдет, поверь мне... Я, признаться, завидую твоему образу жизни. Вот покупаю твои книги, а сам думаю: «Даст Бог, и я когда-нибудь там побываю».
— А я тебе скажу, Эл, что еще одна такая книжонка меня убьет, — раздраженно процедил Ронан.
— Знаешь, Рон, если бы не сам я смешивал для тебя коктейли, то решил бы, что ты просто надрался. Это хандра, Ронан. Привыкай. С годами такое случается все чаще и чаще...
— А! — воскликнул О'Киф. — Как же, помню! Однажды мы хорошо с тобой надрались. Повторим?
— Нет, Рон, только не сегодня. Да и, наверное, уже никогда... — раздумчиво и хмуро проговорил Эл.
— А что так?
— Я женат, старик. Обещал супруге, что сопровожу ее завтра в Бостон... Найди себе другого партнера по преступлению.
— Вот, пожалуйста! Жизнь преподнесла еще один удар! — заключил Ронан.
— Не пойму, что с тобой такое. Я был уверен, что ты всю жизнь будешь порхать восемнадцатилетним балбесом!
— А еще другом звался, — притворно обиделся Ронан.
— Бармен — друг всем и каждому. Но друг честный. Мне льстить не резон.
— Тихо! — резко оборвал его Ронан. — Что это там в новостях по телевизору? Прибавь звук! Да сделай же ты погромче! — свирепо прокричал он перед тем, как до его слуха донеслись обрывки фраз: «...два часа назад... упал в Гудзон... вертолет... четверо туристов и пилот...»
Керри предстояла нелегкая задача. Она оказалась едва ли не в противоположном конце города, и теперь ей захотелось приобрести пару сувениров. Так, на память. При этом следовало воздержаться от излишних трат. И это в Нью-Йорке, где любая безделица стоит так дорого. А аргументов в пользу бережливости было более чем достаточно: от ограниченности ее финансовых возможностей до критического замечания Ронана О'Кифа, касавшегося непозволительно большого багажа для человека, поставившего перед собой цель объехать весь мир.
И все же девушке стоило титанических усилий сохранять благоразумие, когда она не сумела отказать себе в удовольствии прогуляться по знаменитым нью-йоркским магазинам легендарной Пятой авеню — «Бергдорф Гудман», «Сакс», «Лорд энд Тейлор». Керри решила, что непозволительно судить об этом городе, если не остановишься поглазеть на сверкающие витрины «Тиффани», не побродишь по этажам всемирно известных универмагов.
