— Нет. — Он небрежно бросил еще одно полено в камин, и от этого движения на спине у него заиграли мышцы.
— Не нашли подходящей женщины?
Покачиваясь на пятках, он смотрел в огонь.
— Не искал.
— А как же Энди?
Он глянул на нее через плечо.
— Энди слишком молод, чтобы жениться.
И они улыбнулись друг другу.
— Я не это имела в виду. Разве Энди не заслуживает того, чтобы у него была мать?
Его шутливость мгновенно улетучилась. Пламя освещало его черты, выделяя темную щетину на подбородке. Глаза сверкали, как изумруды, пугающие и в то же время безумно красивые.
— Я не хочу больше жениться, — резко возразил он, выпрямляясь во весь рост. — Мы с Эндрю прекрасно жили одни, пока вы… — Он понял, что сказал лишнее, и сжал зубы.
— Не появилась? — закончила она, задетая его резким тоном и злыми словами. С ее стороны было бы глупо рассчитывать, что она может что-то значить для Кейна, когда очевидно, что он закрывается ото всех, кто пытается подойти поближе.
Он запустил пальцы в волосы, сел в кресло напротив кушетки и тяжело вздохнул.
— Простите, я не хотел вас обидеть.
— Я понимаю. — Она действительно понимала. Очевидно, она задела чувствительную струну, напомнившую о прошлой боли, которая еще не утихла. Желание подойти, дотронуться и утешить было таким сильным, что едва не взяло верх над нею.
— Знаю, что вам очень дорог мой сын, и он, очевидно, испытывает к вам такие же чувства. Ему повезло, что у него такая… подруга.
«А ты, Кейн Филдинг? Ты считаешь меня другом?» — чуть не спросила Меган. Отведя глаза, она стала смотреть, как ослабевшие язычки пламени лижут угли в камине.
— Как у тебя дела, Меган?
Этот тихим голосом заданный вопрос испугал ее.
— Какие дела?
Кейн смотрел на нее с интересом и любопытством.
— Ты была замужем?
— Я разведена.
Он наклонил голову, по-мальчишески удивленно глядя на нее.
— Да-а… муж у тебя был круглый дурак!
Она не могла сдержать горькую усмешку. Филипп Сэндерс был не дураком, а бездушным карьеристом. Он так прямо и сказал, что дети помешают ему, что ради семьи он не может рисковать карьерой.
Меган изучающе посмотрела на Кейна.
— Почему ты так считаешь?
Он уклончиво пожал плечами.
— Я не ищу жену, Меган, но я не слепой.
От этого небрежно брошенного комплимента Меган улыбнулась. Если будет неосторожна, она увлечется этим мужчиной, который всем своим видом старается внушить ей: «Не приближайся ко мне».
Она тоже не слепая.
Хрустящий бекон и пышная яичница намного превзошли овсяные хлопья с холодным молоком, которые они с Энди обычно ели по утрам. Кейн посмотрел на женщину, создавшую вкуснейший завтрак, и решил сообщить ей о том, что беспокоило его все утро.
Он положил салфетку на пустую тарелку.
— Должен предупредить тебя, Меган, сегодня люди начнут болтать.
Поставив в буфет тарелку, которую споласкивала в раковине, Меган вытерла руки. Ее изящная рыжеватая бровь от удивления поднялась, и женщина посмотрела сначала на себя, потом на Кейна.
— У меня что, одежда не в порядке?
Откинувшись на стуле, он оглядел Меган. Ее наряд вполне подходил для похода в церковь: персикового цвета блузка под горло застегнута на мелкие перламутровые пуговички, а юбка закрывает колени. Одежда строгая, как у школьницы, но он знал, что ее нижнее белье — полная противоположность. Он видел, как она доставала из чемодана кое-что, прежде чем пойти в ванную. Не мог удержаться и представил ее себе в тех узеньких трусиках и кружевном лифчике.
Горячая волна разлилась по его телу, и он заерзал на стуле.
— Нет-нет, все замечательно.
Когда она подошла, у нее в глазах плясали чертики.
— У меня что, лицо в яичнице? Или бекон торчит между зубами?
Дьявольщина, она снова заставила его улыбнуться.
— Нет, ты прекрасно выглядишь.
— Тогда о чем все будут говорить?
Он вздохнул, с трудом подбирая слова.
— Меган, это маленький городок, у людей здесь свои устоявшиеся взгляды, и они только их считают правильными. Они выражают свое мнение, не задумываясь о том, что могут причинить боль другим. У меня такое чувство, что мы дадим сплетникам пищу для разговоров.
— Прекрати, пожалуйста, — попросила она, округлив глаза. — Мы же взрослые люди!
Его губы растянулись в мрачной ухмылке.
— Уверен, что именно так они и будут рассматривать ситуацию.
— А Энди? — Она ощетинилась, как львица, защищающая своего детеныша. — Я не хочу, чтобы Энди услышал что-нибудь эдакое.
— Он и не услышит. Городские сплетники стараются не распускать языки в присутствии внука Линденов.
После смерти Кэти Кейн больше всего боялся, что до Энди дойдут ужасные слухи и он поверит им. Но до сих пор этого, к счастью, не произошло.
Меган наклонилась к нему и озорно подмигнула:
— Надо же дать людям тему для разговоров!
Работа у сплетников была в полном разгаре. Шагая по боковому проходу единственной в Линдене церкви к свободной скамье, Кейн услышал:
— Что это за женщина с Кейном?
Они пришли чуть позже остальных, потому что Энди не мог найти один из своих выходных кожаных мокасин, но их задержка была только к лучшему. Все уже уселись и ждали появления на кафедре преподобного Пола.
Кейн остановился в шестом ряду от алтаря и пропустил Меган и Энди на свободные места. Энди помахал Кори, своему лучшему другу, сидевшему на два ряда позади них. Меган перехватила взгляд Кейна и озарила его лучистой улыбкой, которая подействовала на него словно удар в живот. Ее духи щекотали нервы. Воздействие, которое она оказывала на него, не поддавалось контролю.
Проклятье! Он прошел за ней и сел рядом. Было тесновато, и его бедро прижалось к ее бедру; руку ему пришлось вытянуть вдоль спинки скамьи. Сидеть, так тесно прижавшись к ней, было настоящей пыткой, но он не мог сказать, что это ему не нравилось.
Их позы показались слишком интимными жаждущей свежих впечатлений публике, в частности его теще. Кейн сразу углядел впереди безупречную прическу Патрисии. Ей было бы прекрасно видно всех троих, если бы она вытянула шею и подвинулась влево, что она без зазрения совести и сделала, чтобы рассмотреть Меган. Ее ледяные голубые глаза сузились от неодобрения, она поджала ярко накрашенные губы. Ее взгляд переместился на Кейна, и он кивнул в знак приветствия. Смутившись оттого, что ее маневры заметили, теща быстро повернулась к алтарю — как раз в тот момент, когда преподобный Пол поднялся на кафедру.