— Привет, — сказал «гангстер», добродушно улыбаясь, — когда уходите, оставляйте ящик для добровольных пожертвований.
— Ох, простите, — Роуана улыбнулась в ответ, — мне просто захотелось взглянуть, куда ведет вон та дорога. Хотите чего-нибудь еще?
— Хочу. — Незнакомец, прищурившись, смотрел на нее. — Я хотел бы знать: зачем? Допускаю, что там красиво, но ведь вы тут живете, неужели не надоело?
— А я не живу здесь, то есть живу, но пока недолго.
— Совсем недолго, — согласился он, с восхищением глядя на свежее юное создание. — Я хотел, — поспешил добавить он, — сделать вам комплимент.
— Принято, — уверила его Роуана. — Вообще-то я не пойму, как это, — она махнула рукой в сторону океана, который сейчас, наверно, весь переливался под яркими лучами солнца, — может надоесть.
— Признаться, я тоже здесь недавно и еще не ходил по той дорожке. Я знаю, конечно, что тут где-то море рядом — Солнечный берег, дальше Золотой берег, берег Козерога… А вы… не согласились бы мне все это показать?
— Но я уже и так отлучалась без разрешения, — виновато произнесла Роуана.
— А… у вас есть хозяин?
— Нет, я сама хозяйка этого кафе.
— В чем же дело?
— Один человек должен остаться мной доволен, а если нет, то… Это долгая история.
— Интересно. Знаете что? Пока дама спит, — он указал на машину, где, очевидно, и спала дама, — я не тороплюсь. Расскажите мне свою историю, а?
Роуана задумчиво глядела на незнакомца: он не походил на обитателя Куинсленда. Насколько она могла судить, жители этого гористого северного штата отличались неторопливыми движениями и речью и вообще были более вальяжны — дети солнца, как она сразу подумала о них. Незнакомец же, казалось, прибыл откуда-то с сурового юга Австралии.
Заметив, что он ждет, Роуана сказала:
— Не знаю, чем моя история может заинтересовать туриста. Если только вы не писатель и не собираете всякие рассказы.
— Я вовсе не турист и не писатель, а ветеринар. По крайней мере, у меня есть диплом, хотя и нет практики.
— И вы где-то здесь собираетесь начать?
— Ну, не только. Мне… то есть нам досталось кое-что в наследство.
— Ха! Полку наследников прибывает! Надеюсь, без опекуна в придачу?
— Нет, все наше без каких-либо условий.
— С вами жена?
— Сестра. Она согласилась поехать со мной. Элисса только меня и тревожит. Надеюсь, здесь она угомонится.
— А ваша сестра тоже ветеринар? Я имею в виду, если бы она была ветеринаром, вам незачем было бы волноваться.
— Ну, не то чтобы я сходил с ума от беспокойства… Элисса хотела уехать подальше от Мельбурна, вот я и взял ее с собой. Согласитесь, отсюда до Мельбурна довольно далеко.
— Она устала от города?
— Нет, она устала от своего романа. Они оба устали. И как раз в это время на нас свалилось наследство — и вот мы здесь.
— Вы, наверно, унаследовали какую-нибудь ферму или конный завод?
— Нет, только усадьбу Таймаут, но я думаю заняться разведением лошадей. Здесь, конечно, не Ирландия, но климат тоже подходящий. В конце концов, лошади — это страсть Элиссы, если бы не пони, она бы не согласилась поехать. Вы, без сомнения, тоже любите пони — английских, я чувствую между вами связь…
— Неужели вы не замечаете моего акцента? — хитро спросила Роуана.
— Я всегда считал, что это австралийцы говорят с акцентом. Конечно, я сразу понял, что вы из Англии, но это еще один довод в пользу того, что вы любите животных — не лошадей, так собак, не собак, так…
— Я люблю лис! — рассмеялась Роуана.
— Вы охотитесь?
— Нет, что вы! Я типичная горожанка.
— По имени?.. — взмолился ветеринар. На его лице появилась лукавая мальчишеская улыбка.
— Роуана Редланд.
— А меня зовут Николас Джарвис. — Он протянул руку, и Роуана с удовольствием ее пожала.
— Значит, вы любите лошадей? — Николас не хотел отпускать руку, и Роуане пришлось ее вырвать.
— О да! Кто же их не любит? Но я не похожа на вашу сестру — при конном заводе от меня не было бы никакой помощи.
— О чем вы говорите? От Элиссы тоже ее не будет. Ей просто нравится гарцевать в эффектном костюме для верховой езды. — Он пожал плечами. — Я ведь не для того ее сюда привез, чтобы она мне помогала.
— Понимаю, — пошутила Роуана, — ей нужен тайм-аут после изнурительного любовного романа.
— Надеюсь, здесь она найдет себе человека попроще, не то что те хлыщи, с которыми она развлекалась в Мельбурне. Элисса слишком быстро повзрослела, и я хочу, чтобы она слегка попридержала своих коней, чтобы поняла, что в жизни есть и другие ценности. Я хочу, — он многозначительно взглянул на Роуану, — выдать ее замуж за какого-нибудь местного фермера, который разводит орехи, тростник — не важно что.
— А «имбирный пряник» вам не подойдет? — И, заметив его изумленный взгляд, Роуана поправилась: — Я хотела сказать, у меня есть знакомый, который выращивает имбирь. Это приносит здесь хороший доход.
Николас, кажется, испытывал облегчение от того, что Роуана не посмеялась над его откровениями:
— Да, я слышал, что имбиря тут много. И подходящий человек этот ваш знакомый?
— Я всего-то два дня его знаю, но — мне кажется — он имеет неплохие барыши.
— Звучит как-то несерьезно, по-мальчишески.
— Нет-нет, он взрослый мужчина, вполне разумный и может нравиться. Но только не мне. Я, видите ли, нахожусь в невыгодном положении — он и есть мой опекун.
— Ах, это тот самый опекун, о котором вы не хотите мне ничего рассказывать?
— Да уж, — вздохнула Роуана. — Впрочем, — заметила она смеясь, — для человека, которому ничего не рассказывают, вы уже достаточно много знаете.
Он тоже засмеялся.
— Так вы в первый раз в Укромном Уголке? — Теперь был ее черед расспрашивать. — А где конюшня?
— Я ее, естественно, осматривал и раньше, но Элисса увидит впервые. — Николас нахмурился, потому что, вопреки своему заявлению, что вовсе не сходит с ума от беспокойства, очень переживал за сестру. — Она здесь будет совсем одна.
— Ведь я же рядом.
— Да, ваше присутствие очень успокаивает. Но хотя до Таймаута от вас рукой подать, только продраться через эти заросли, — он указал на поросший кустарником невозделываемый (Роуана теперь поняла почему) участок, — Элисса все же привыкла, чтобы кто-нибудь был в доме. Из-за того, что родных у нас никого нет, а я учился за границей, она жила в женском пансионе.
— Прямо как я, — сказала Роуана, а про себя заметила: «Только я жила совсем в другом пансионе». Она видела, что их машина стоит больших денег, и знала, что содержание даже самой скромной конюшни требует средств. Вдруг у нее появилась идея, вспыхнула надежда, и Николас, будто прочитав ее мысли, спросил:
