Она оказалась права. Он почувствовал это, как только переступил порог. Уютное тепло старинного дома с камином на кухне и деревянными лестницами хранило в себе истории жизни многих людей.
Потом Эбби провела Кайла по узким улочкам со старыми кирпичными строениями к центру Ланкастера.
– Центральный рынок. Не могла не привести вас сюда, – сказала она, когда, пройдя через обновленную часть Норт-Куин-стрит, они повернули к Уэст-Кинг. – Этому строению около ста лет. Рынок находился здесь еще до Войны за независимость.
– Еда. Мне следовало бы знать, что привлечет вас.
– Центральный рынок – это старые семейные традиции. Когда мой дедушка был мальчиком, ему приходилось помогать своей матери привозить сюда уток и овощи на тележке, запряженной лошадью.
Войдя в здание рынка, Кайл вдохнул аромат свежеиспеченных булочек, перемешавшийся с запахом овощей и фруктов. Цветочные ряды сосуществовали с прилавками, на которых во льду лежала свежая рыба. Краснолицые продавцы встречали их приветливыми улыбками.
– Мы остановимся еще разок, – заявила Эбби, пробираясь с Кайлом через торговые ряды. – В музее фермеров.
Она чувствовала тепло руки Кайла, пока они вместе осматривали территорию в сто акров. Бог мой, как это было приятно – идти с ним рядом, рассказывать друг другу глупые истории, видеть в его затуманенных голубых глазах улыбку, когда он смотрел на нее сверху вниз. Почему это должно кончиться?
– Какой чудный день! – вздохнула она, вдыхая свежий воздух под кристально голубым небом.
В его присутствии даже самые тривиальные вещи обретали особый смысл. Легкое прикосновение его руки мягко напоминало о том, что он тут, рядом. Она половина единой пары? Это Кайл заставил ее почувствовать себя таковой? Все – вид, запах, прикосновение – ощущалось более ярко, потому что ощущения делил с ней Кайл.
Чушь какая, одернула она себя. Она просто оказывает любезность гостю Этель Грофф. И не более того. К ночи обаятельный и смуглый Кайл Таннер будет уже в Нью-Йорке, и она больше никогда его не увидит. «Все это пустяки, – говорила себе Эбби. – Забудь о том, как при взгляде на него у тебя сжимается сердце. Это не первое твое свидание с мужчиной и не последнее».
Где-то между выставкой пистолетов Пенсильвании и огромными старыми вагонами «Конестог» Кайл понял, что совершил ошибку. Эта легкая игра с его красивым гидом оказалась слишком волнующей. Он чувствовал, что ситуация может выйти из-под контроля, особенно когда Эбби Мартин наклоняется в этой своей облегающей маечке и шортах. Черт побери! Кайл почувствовал, как у него пересыхает во рту.
Эбби посмотрела на часы:
– Четыре! Мы вышли из графика!
Ему страшно не хотелось уезжать и сокращать день, наполненный солнцем и улыбками.
– Вы потрясающий гид, Эбби. Я забыл о времени. Я бы пошел за вами куда угодно.
Она почувствовала, как слабеет от его опасной улыбки.
– У нас есть масса общих интересов, – заявил он. – Мы многое можем делать вместе.
– Например, изучать листья папоротника или древесный гриб?
– А вы думали, что я имел в виду что-то другое?
– Вам пора ехать.
Эбби подтолкнула его к машине, хотя ей этого вовсе не хотелось. Эти проницательные голубые глаза… От их взгляда улетучивается вся ее решимость. Хорошо, что он скоро уедет и исчезнет из ее жизни.
Двумя неделями позже Эбби стояла на крыльце своего дома. Большой пес у ее ног тяжело дышал от жары и смотрел на свою хозяйку с надеждой – может, она сделает что-нибудь, чтобы было прохладнее. Эбби улыбнулась своему доброму другу и погладила его.
– О, Генри, да ты весь в колючках. Надо их вычесать, а то они поранят тебя. Я ведь тебе говорила, чтобы ты не лазил в густые кусты.
Генри, соглашаясь, завилял хвостом, и Эбби пошла в дом за щеткой. Зазвонил телефон.
– Тебя спас звонок, – пробормотала она.
Голос на другом конце провода заставил ее вздрогнуть.
– Эбби? Я вот раздумываю над вашей проблемой.
– Кайл! Вы ведь должны быть в Фениксе? Этель сказала, что вы снимаете закат солнца в пустыне или… – Она замолчала. Не надо ему знать, что она говорила о нем с тетей.
– Снял уже. Меня уже тошнит от заходов солнца. Возвращаюсь домой.
– Домой? Куда? В Манхэттен?
– Нет, в Тукан. К вам. – Последовала пауза. – И к Этель и Гарри, – поспешно добавил он.
Эбби была растрогана.
– Вы думали о моей проблеме?
– Я думал о том, как собрать ваши работы и отвезти на художественную выставку. Вы зарезервировали место?
– Да, но Сэм не может отвезти меня.
– Послушайте. Я буду у вас за день до открытия. Моя машина достаточно вместительна. А в вашу малютку все работы просто не влезут.
– Это здорово. Но мне бы не хотелось обременять вас просьбами.
– Вы меня об этом и не просили, я сам вызвался. К тому же я должен привезти к тете Этель мою сестру Гвен и ее маленького сына Брэда.
У Эбби зачастил пульс при мысли, что она снова увидит Кайла. Она прокашлялась.
– Мне, конечно, лишняя пара рук не помешает. И вы правы: моя машина слишком мала. Но…
– Договорились. Я приеду в пятницу вечером. А утром в субботу мы все погрузим и перевезем.
– Вы поможете голодному художнику заявить о себе, чтобы его открыл мир.
Голос в трубке звучал глубоко и хрипло:
– Я уже открыл вас, дитя природы. Разве это не важно?
У нее заалели щеки. Нельзя, нельзя поддаваться на такие штучки. Он скорее всего говорит нечто подобное каждой встречной женщине. «Ты не должна верить ему, – напомнила она себе. – Не должна».
– Вы настоящий покровитель искусства, Кайл. Я пришлю вам голубую ленту на грудь. Когда я стану богатой и знаменитой, вы будете хвастать, что помогали мне в самом начале пути.
– Буду жить в ожидании этого. Продолжайте рисовать, моя красавица. Скоро увидимся.
В субботу в семь тридцать утра Кайл остановился у дома Эбби.
– Приветствую вас, леди. Слабый разум и сильное тело в вашем распоряжении. Готовы встретить мир лицом к лицу?
– Всегда готова, – откликнулась она. – Выпьете чашку чаю или кофе?
Ее рука, когда она наливала кофе, дрожала. Он заметил, что она нервничает.
– Эбби, – его хриплый голос звучал мягко, он коснулся ее руки, – волнуетесь?
Она пожала плечами.
– Волнуюсь – это мягко сказано. Точнее… паникую. Вам, должно быть, это знакомо, Кайл. Вы ведь фотограф. Вы изо всех сил стараетесь передать чувства, испытываемые объектом вашего внимания, – гнев, радость. А затем кто-то, кто не понимает, смотрит на вашу работу и выпаливает: «Я бы за это и гроша не дал. Мой десятилетний сын, который этому не учился, сделал бы лучше». Я пытаюсь уверить себя, что это не важно, но у меня не получается.
