раз его ласки не были нежными. Он уже не лизал меня, а вылизывал, иногда засовывая кончик горячего языка внутрь. Он пронизывал жаром дыхания всю меня, к его языку присоединился палец. Он то кружил подушечкой по входу во влагалище, то скользил ниже, прижимаясь к узкому колечку ануса.
У меня сносило голову. И я не могла противиться, слишком невероятно было то, что творил его неустанный язык — все это словно вливало в меня чистый секс.
Сквозь узкие щёлки прищуренных глаз я видела лишь макушку у себя между ног, я слышала лишь его дыхание, я плавилась на его языке и сама же насаживалась на него.
А в какой-то момент я перестала что-либо видеть и слышать. Зажмурила сильно глаза не в силах сдержаться, противиться тому урагану чувств, который начинал меня скручивать, ломать, звать за собой, и…
— Нютка… — услышала я голос Сашки, а потом почувствовала, как он одним движением вошёл в меня по самое основание, ударившись яйцами о мою задницу.
Я не смогла сдержать крика. Но его тут же подавил поцелуй. Сашка пил мой крик, а я кусала его губы, вгоняла наманекюренные ногти в его спину до тех пор, пока моё тело не сотряс бурный оргазм.
Шесть месяцев спустя.
— Саш, ты достал меня своей заботой! Просто достал! — кипячусь я с каждой секундой всё больше и больше, со злостью швыряя вещи в чемодан.
— Ань, ну, я не могу смотреть на то, как ты таскаешься на девятом месяце к этой Дуське.
— Дуня, ее зовут Дуня, — шиплю на него.
— Ну, Ань, хватит злиться. Ну… давай я тебе помогу вещи собрать. Зачем ты их так все комкаешь!?
— Пошел вон! — перехожу на крик. — Это мои вещи! Что хочу, то и делаю! Бесишь! Уйди! Уйди, пока плохого не наговорила.
— Ладно, Ань. Ухожу. Ты хоть куда собираешься?
— Уйди! — краска злости заливает лицо, и чувствую, что вот-вот из ушей пар пойдет.
Я сама себя в последние дни узнавала.
Злилась на Сашку так неоправданно жёстко, что было стыдно перед ним и самой собой. Но, к сожалению, поделать с собой ничего не могла. Эта его забота и внимание были настолько приторными, что порой хотелось пойти блевануть!
— Я тебя за дверью подожду, — сказал он и вышел прежде, чем я запулила в его сторону фарфоровой кружкой с водой, стоящей на прикроватной тумбочке.
— Бесишь… — в бессилии опустилась я на край кровати и зарылась лицом в футболку, что была в руках.
Горюче-горькие слезы обжигали веки и тут же впитывались в ткань. Как же тяжело мне было на душе. Как будто выворачивалось всё наизнанку. Весь мой придуманный мирок, что я хранила внутри себя, вдруг начал рушиться… выгорать… превращаясь в пепел. И всему виной были приближающиеся роды и Сашкина любовь, которая пыталась занять место моей любви… к Димке.
Мне нужно было уехать. Хотя бы на некоторое время. Хотя бы на пару дней. Я вновь начала собирать вещи. Поеду к матери. И всё… на этом точка. У неё будет спокойнее. А Сашка… я сжала зубы, да так сильно, что челюсть свело.
— Аня, давай помогу, — перехватывает тяжёлую сумку из рук Сашка, когда я выхожу из комнаты.
— Нет, Саш. Лучше вызови такси и… — выдернула я из его пальцев ручки, — …не провожай меня, Саш.
Муж так и остался стоять, замерев на месте. Обидела… я чувствовала, что обижаю Сашку зря… но… внутри взыграло эгоистичное чувство… он сам захотел меня в жёны… он знал, что я люблю другого, я его не заставляла жениться на себе.
Я с силой закрыла за собой дверь и, выйдя из подъезда, уселась на лавочку в ожидании такси. В кармане пискнул телефон, и я полезла за трубкой.
«Прости меня, Ань. И как будешь готова вернуться, позвони. Я приеду за тобой…»
Я глянула на окна нашей квартиры. В одном из них заметила Сашку. Хотела помахать ему рукой, но подъехавшее такси отвлекло, а когда посмотрела снова, то мужа уже не было видно.
Таксисту назвала адрес, а сама быстро написала в ответ на Сашкино смс:
«Я позвоню, Саш, не обижайся. Я сама не знаю, что происходит со мной. Прости».
Нажала отправить и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза.
Все образуется, Аня. Все образуется.
— Привет, Анют.
Я чуть не поперхнулась мороженым, которое так не кстати откусила больше, чем положено. Медленно поворачиваю голову и вижу прямо перед собой ожившую фантазию.
— Дима?! — прокашлявшись, вытираю слёзы, проступившие на глазах.
— Как видишь, я.
— Что ты тут делаешь? — у меня начинается внутреннее потряхивание.
Это такое необъяснимое чувство, когда всё внутри тебя немеет, и одновременно с этим под кожей разливается щекочущий каждую клеточку жар. И чувствуешь сразу же, как в районе лопаток что-то зудит, и срочно хочется почесать это место, чтобы к чертям собачьим разодрать мешающуюся кожу и выпустить крылья счастья от того, что увидела любимого человека. От того, что его голос одним лишь словом оживил тебя всю, и ты, как полоумная дура, готова кинуться к его ногам и простить ему всю растоптанную им же твою любовь к нему и заодно твою гордость.
— Всё как обычно, Анют, приехал навестить стариков. Может, пройдемся? — он кивает на дорожку, которая уводит вглубь парка, и я не в силах отказать иду за ним.
— А я смотрю, ты времени зря не теряла? — он многозначительно кивает на живот.
— Это твой ребенок, Дим, — тут же отвечаю ему, а он спотыкается на моих словах о ровную дорогу.
— Так ты же замуж вышла, Анют?! Разве нет? — он удивлённо выгибает бровь.
— Да, вышла, Дим, но лишь потому, что ты не захотел на себя брать ответственность за это, — кладу руки на живот, и в голосе звучит обида.
Я знаю, что не должна говорить ему этого, что он сейчас может развернуться и уйти, а мне так хочется другого… хочется, чтобы остановил меня, встал на колени и сказал, что был дураком, что всё понял и хочет всё исправить…
— Анют, — Димка дёрнулся в сторону, и сделал шаг назад, — я не могу, ты пойми, родители не дадут на это согласие, и я тебе сказал, что в ближайшем будущем я не вижу в своей жизни детей. Я же тебе сразу сказал. Почему не сделала аборт? Сейчас бы уже в институт поступила. Ты же с красным дипломом закончила учебу, мне ребята сказали…
— Ты спрашивал
