Это известие чуть облегчило мне душу. Она была жива, а это главное.
После того случая, я несколько дней не появлялась на работе. Я пересматривала свою жизнь, пытаясь прокрутить ее как кинопленку, но смотрела взглядом другого человека. Человека, который понял, насколько ценна жизнь и не только своя, но и чужая, и что боль сделать легче, чем вылечить ее. А вот сколько времени надо, чтобы вылечить свою боль я не знала. Может быть, всю жизнь. Я поняла для себя, что уже как прежде не будет.
За эти дни я вышла из дома дважды. Первый раз в больницу и вчера.
Дождавшись, когда она вышла из здания, я пошла следом за ней и, догнав, окликнула. Она повернулась ко мне. Увидев меня, в ее глазах не вспыхнула ненависть, в них была грусть. Она узнала меня.
– Что вам надо?
– Я хотела поговорить с вами о том случае.
– Вы думаете, нам есть о чем говорить? У нас нет ничего общего.
– Уделите мне пять минут. Я вас прошу и понимаю, что этого вам не надо, это нужно мне. Будьте снисходительны, – вымолвила я.
Она смотрела на меня, решая, как поступить и произнесла: – Слушаю.
– Я очень виновата перед вами, но поверьте, я не хотела, чтобы случилось так, как случилось. Я эгоистична и жестока, но не настолько, чтобы причинить физическую боль ребенку.
– Душевная боль сильнее и утихает медленнее.
– Я знаю. Я это поняла совсем недавно. Мы знакомы с вашим мужем еще со школы. Тогда я пыталась его заполучить. Так, ради интереса, потому что он был или старался быть ко мне равнодушным. У меня не получилось. Он оказался сильнее, и когда я случайно встретила его снова, то решила взять реванш. Тот поцелуй был провокацией. Я хотела, чтобы это видели вы, что его целует какая-то посторонняя женщина. Хотела задеть его, чтобы он потом оправдывался перед вами.
– Я все знаю. Муж мне говорил о вас, что вы на многое готовы и пытаетесь разладить нашу жизнь. Я ему доверяю, но это трудно объяснить ребенку.
– Я не знала, что он говорил с вами обо мне.
– А зачем вам это знать? Это наша семья, наша жизнь. В ней вам место никто не отводил. Вы в ней лишняя.
– Лишняя, – машинально повторила я, – да, вы правы, лишняя. Я могу как-то исправить ситуацию, помочь?
– Помочь! Вы думаете, что от вас нужна помощь? Неужели вы настолько циничны? Какая помощь может быть от вас?
– Извините, я не то имела ввиду.
– Да я все прекрасно поняла. А вот исправить ситуацию вы можете.
– Что я должна сделать?
– Исчезнуть из нашей жизни и больше не появляться в поле нашего зрения. Для вас в жизни достаточно объектов для внимания. А мы проживем без вас. Из памяти не выкинешь ситуацию, но и доставать ее не будем, чтобы обсуждать. Дочь тоже забудет скоро. Мы ей объяснили, что это просто папина одноклассница и не видела его много лет, вот и обрадовалась. Дети народ добрый. Она будет помнить травму физическую, но не ее причину, коей вы явились. И если не появитесь вновь, то она о вас не вспомнит.
– Кем вы меня считаете?
– Интриганкой. Вы наслаждаетесь своими действиями, упиваетесь душевной болью других. Зачем это вам?
– Вы правы, я интриганка. Скольким людям я доставляла боль, просто так, ради игры. Но может быть, и поздно, но поняла, что люблю вашего мужа. Поняла недавно.
Она улыбнулась уголками губ и с жалостью по отношению ко мне произнесла: – Это ваша беда. Я, как понимаете, сочувствовать вам, как женщина, не собираюсь. Я тоже его люблю, и не думаю, что вы сумеете достичь результата.
– Можете быть уверены, что не буду даже пытаться. Моя боль – это моя беда. Я получила то, что должна была получить. Я не буду в поле вашего зрения. Хотелось бы, чтобы это было, как сон.
– К сожалению, этот сон оставил след, но я не хочу больше это обсуждать. Всего доброго, – и она, повернувшись, пошла дальше.
Я какое-то время смотрела вслед этой сильной женщине, а затем направилась в противоположную сторону. Дороги у нас в этой жизни разные и мне надо попытаться, чтобы они не пересекались. Я шла и думала, что вот женщина – сильная, умная, которой повезло быть счастливой. Любить и быть любимой. Повезло? Откуда мне знать, какая у нее была жизнь, так ли все просто. А если повезло, значит, заслужила. А кто мешал мне стать такой же? Сколько мужчин было рядом, и я могла сделать выбор, чтобы быть счастливой, как она. Я же не родилась такой, какая сейчас – циничной, эгоистичной. Я сама сделала себя такой, меня этому никто не учил. А если сама сделала такой, то сама могу и изменить себя. Никто не поможет, только сама.
Вечером дома мир, который, казалось, был мне подарен, стал грустным и унылым. Тогда я, сидя в тишине поняла, что теперь смогу оценить все, что было рядом. Мера ценностей сменилась. Я поняла и осознала, что все, что получала от жизни, не хранила, а так разбросала по углам. Бессилье сдавливало грудь, в которой поселилась грусть. Мне хотелось бежать, что-то делать, но что, я не знала. Я знала, что идти дальше той же дорогой, какой шла прежде, не смогу.
Это было вчера. Сегодня я, не осознавая и не вникая в смысл своих помыслов, пришла сюда. Наверное, мне это было необходимо. Не кому-то, а мне. Я не прошу отпустить мне мои грехи. Мне с ними жить дальше. Моя исповедь – возможность высказать себе вслух то, что я думаю. Это не просьба о прощении – это прощание с прошлым.
– Не отчаивайся, – произнес отец Николай, – все еще у тебя будет хорошо. Главное, не то, что ты поняла, главное, что почувствовала. Если пришла в храм не по принуждению, значит, дорогу указал тебе Господь, значит, пришло время тебе переосмыслить свою жизнь, значит не оставил он тебя в одиночестве, раз дал возможность чувствовать. А прощение грехов в его воле. Но верь, что не все потеряно. Ты еще молода. Я верю, что Господь тебя услышал.
Она подняла голову, и он увидел ее глаза, полные слез. Ничего не ответив, она встала и вышла, тихо притворив за собой дверь.
– Помоги ей, Господи, – сказал отец Николай в уже закрывшуюся дверь, – не оставляй ее одну.
Рисунки Вячеслава Афанасьева
