из-за отказа двигателя. Но были и такие, которые пошли дальше. В то время, когда Камель был поглощен скорбью и отчаянием из-за такой несправедливой смерти брата, которого он любил и уважал, ему пришлось также иметь дело с тем, что некоторые люди думали, что это он устроил эту катастрофу, чтобы избавиться от наследника и очистить себе дорогу к короне.
— Во дворце расположена моя официальная резиденция. Также у меня есть квартира в Париже, домик в Лондоне и вилла в Антибе. — Будет ли там ожидать его очаровательная Шарлотта? Вероятнее всего, нет. — Я полагаю, если мы захотим, мы можем целый год не видеться.
— Так значит, я могу и дальше продолжать жить как раньше… и ничего не изменится?
— Ты так сильно любишь свой образ жизни?
Его голос прозвучал, как всегда, равнодушно, но Ханна все равно ощутила скрывающееся за безразличием презрение. Она попыталась понять выражение его глаз, но его темный чарующий взгляд был подобен серебряной зеркальной глади озера. Она словно оказалась под властью гипноза.
— Я ценю свою свободу.
Камель заметил, что она не ответила на его вопрос.
— По крайней мере, у нас есть хоть что-то общее.
— Так значит, ты… мы… У нас есть что-нибудь выпить? — Тяжело вздохнув, она закрыла глаза и откинула голову назад.
Наблюдая за Ханной, Камель решил, что она была скорее очень уставшей, чем расслабленной. Он перевел взгляд на длинные ресницы девушки, так сильно выделяющиеся на фоне бледной нежной кожи щек, затем на тонкие элегантные руки с покусанными ногтями. Наверное, ее маникюр стал жертвой тюремного заключения. Казалось, что она недолго еще протянет до того момента, как рухнет от усталости.
— Я не уверен, что сейчас подходящее время для алкоголя.
Она тут же открыла свои голубые глаза.
— Я имела в виду чай или что-то в этом роде.
— Это можно устроить.
Он поговорил с Рафиком, который всегда каким-то чудесным образом оказывался поблизости, когда был нужен, затем снова повернулся к Ханне.
— Что же, по крайней мере, после нашего брака ты больше не сможешь никому разбить сердце.
— Я не разбивала…
Она ведь обещала Крейгу, который любил ее, но, как оказалось, совсем «не той» любовью, что возьмет вину за разрыв их помолвки на себя.
«Ты для меня как сестра, — сказал ей тогда Крейг. — Ну, вообще, не как сестра, потому что ты знаешь Сэл, и она просто… нет, ты для меня как лучший друг».
«Сэл — моя лучшая подруга», — ответила тогда Ханна. Сэл и правда ею была до того, как переспала с Робом-предателем.
«Именно поэтому я прошу тебя не говорить ей, что свадьба отменяется из-за меня. После нашей помолвки она стала как-то странно себя вести, сказала мне, что никогда меня не простит, если я причиню тебе боль. Но я не сделал этого, так ведь? Мы сошлись после болезненных разрывов, я после Натали, ты после Роба. — Крейг похлопал ее по плечу. — Я думаю, что ты все еще его любишь».
Каким-то образом Ханна все еще любила мужчину, который успел переспать со всеми ее подругами, пока они были вместе. И она узнала, что одной из них была Сэл, только после того, как отдала ему его обручальное кольцо и он рассказал ей всю правду.
Теперь она ненавидела Роба, но он преподал ей замечательный урок о доверии. Нельзя никому доверять. Крейг, которого она знала практически всю свою жизнь, был совершенно на него не похож. Каждое его действие можно было предугадать, он никогда бы не причинил ей боли. Но она забыла одну вещь — Крейг по сути своей был мужчиной.
«Ты так хорошо меня знаешь, Крейг».
«Так значит, ты в порядке?»
«Да, все нормально».
«Тогда как мы дальше поступим?»
Люди, которых ты раньше никогда не встречала, имеют способность медленно разрывать твое сердце на куски.
«Я не знаю», — соврала она тогда.
Сейчас губы Ханны сжались, когда она вспомнила, что ответил ее бывший жених. Крейг никогда не отличался тактичностью.
«А в прошлый раз как было?»
Ханна виновато пожала плечами. В прошлый раз во всем разобрался ее отец. Гордость не позволила ей рассказать правду о том, что Роб переспал со всеми ее подругами, гордость и тот факт, что отец бы начал винить себя в случившемся, ведь это он их познакомил и всячески подталкивал к отношениям.
Во второй раз, когда ее помолвка оборвалась, отец уже не был таким понимающим. Он был в ярости и оставил ее саму разбираться с кошмаром, который произошел.
Ханна почувствовала приближение человека-горы еще до того, как он вошел в комнату, как раз когда самолет попал еще в одну небольшую турбулентность. Рафик, который нес в руках поднос с чаем, сильно извинялся за то, что из-за толчка немного его пролил.
— Я принесу другой поднос.
— Все нормально, — поспешил уверить его Камель. — Не нужно этих формальностей с мисс Латимер. Она теперь член семьи. Я мало что взял с собой из еды. — Он пробормотал что-то, как поняла Ханна, на арабском, после чего Рафик покинул кабину. — Рафик во многом очень хорош, но его кулинарные способности, к сожалению, скудны. — Он поднял крышку с блюда, на котором оказались толсто нарезанные бутерброды. — Я надеюсь, ты любишь курицу.
— Я не голодна.
— Я и не спрашивал тебя об этом, Ханна.
Ханна злобно на него посмотрела.
— Как я вообще могу думать сейчас о еде, когда мне предстоит лишиться своей свободы? Камель улыбнулся.
— Тебе нужно поесть, потому что впереди тебя ожидает долгий тяжелый день.
— Вряд ли мой отец затеял подобное.
— Это было своего рода командное решение, и если во всей этой ситуации и есть жертва, то это я. К тому же, если я способен найти в себе силы, чтобы разрешить эту ситуацию, то я не вижу, в чем твои проблемы.
— Проблема в том, что я не люблю тебя. Я даже не знаю тебя.
— Меня зовут Камель аль-Сафар, и теперь у тебя полно времени, чтобы узнать меня поближе.
Ханна сузила глаза.
— Не могу дождаться.
— Я думаю, что ты ведешь себя слишком драматично. Если бы я не был согласен на этот брак, ты бы все еще сидела в тюремной камере.
— Я благодарна тебе за то, что ты сделал.
Камель высокомерно приподнял бровь.
— Действительно? Странно, я почему-то не чувствую от тебя никакой любви, — медленно протянул он.
На ее лице тут же появилась маска равнодушия.
— Здесь и нет никакой любви. Ты вообще когда-нибудь любил?
На
