У обочины выстроились грузовики. Рабочие собирали обломки и взбирались по лестницам, окрашивая фасад. Окна на третьем этаже заменили.
Хэдли разглядывала все это, пока лимузин замедлился и припарковался.
– Что тут происходит?
– Поверь, я спросила то же самое, когда впервые увидела эту полуразрушенную лачугу, – сказала Астрид, махнув рукой на викторианский особняк в итальянском стиле. – Лоу обвинил меня в отсутствии воображения. Мы тебя проводим.
Как в тумане Хэдли прошла вслед за ними по тротуару, где вместе с Лоу боролась с грифоном. Мимо здоровающихся рабочих, к ступенькам, ведущим в открытую дверь. Тут было ярче и теплее, чем ей запомнилось. Значит, подключили электричество и отопление. И она чувствовала запах свежей краски: непристойные граффити пропали, как и старая мебель. В углу в прихожей стояла новая вешалка, над резной скамьей висели шляпа и два плаща – один до боли знакомый, а другой – детский.
И тут раздался низкий голос, от которого у Хэдли перехватило дыхание.
– Нет, наверх нельзя. Там работают, sötnos (милая).
Лоу стоял у подножия лестницы, держа за руку малышку в красном платье в белый горошек.
Хэдли застыла, будто приклеившись к половицам, а в прихожую вошли Астрид и Бо. Малышка увидела их, и ее личико, обрамленное кудряшками, озарила улыбка. Девочка тут же забыла про лестницу. Сестра Лоу бросилась и склонилась над девчушкой.
– Стелла-омела, – засюсюкала Астрид, подхватывая ребенка на руки. – Чем ты занималась? У тебя руки испачканы.
Стелла показала ладошки и пошевелила пальчиками, явно довольная собой.
– Пыталась поймать дикого попугая во дворе. Надо бы построить забор… – Лоу увидел Хэдли и запнулся.
Накатило странное тепло. Хэдли не знала, чего ей больше хотелось: заплакать или убежать.
– Мы тут привели гостью, – сообщил Бо Лоу. – Астрид, давай погуляем со Стеллой на улице, возможно, сумеем отыскать попугая.
Хэдли сосредоточилась на дыхании, когда они увели девочку. Лоу так и застыл в двух метрах от нее. На нем был коричневый костюм того же оттенка, что и свежевыкрашенная лестница, на ногах кожаные сапоги для верховой езды. В памяти всплыло, как она развязывала эти шнурки, что добавило топлива в эмоциональное инферно, грозившее сжечь ее сердце.
– Здравствуй, Хэдли.
– Здравствуй, Лоу.
У нее пересохло во рту. Столько хотелось ему рассказать, но теперь ничего не вспоминалось. Она провела месяц без Лоу, а ее глупому сердцу было плевать на всю боль, что он ей причинил. Ей пришлось подавить порыв подбежать к нему и прижаться к крепкой груди, почувствовать объятия, услышать размеренный стук сердца. Хэдли наконец притворилась, что осматривается, чтобы собраться с мыслями.
– Ты купил «Мрачный особняк», – выдавила она, пытаясь говорить, как ни в чем не бывало.
– Купил. Брат помог ускорить покупку у банка. Они с радостью избавились от такой обузы: похоже, дома с привидениями спросом не пользуются.
Хэдли попыталась улыбнуться, но не смогла.
– Да уж.
– Если тебе любопытно, тут нет привидений. – Он сунул руки в карманы и неспешно подошел. – Аида проверила. Значит, все эти художники принимали желаемое за действительное.
Хэдли чуть не улыбнулась, но вспомнила о том, что ее сюда привело.
– Почему ты мне не сказал?
Лоу опустил голову и посмотрел на нее яркими голубыми глазами. Его лоб пересекали две глубокие морщинки.
– Хэдли…
– Ты должен был мне рассказать, я не знала, – выпалила она и сморгнула слезы. – Я пошла к цветочнице на Филмор, и она сообщила о смерти Адама. Не верится. Я помчалась прямиком к тебе домой…
– Эй, эй, все в порядке.
– Ничего подобного, это ужасно. Разве ты не понимаешь? Я отправилась в магазин к Адаму, чтобы поговорить. Я злилась на тебя за ложь и хотела узнать правду, считала, что если буду осторожна…
– Ноель проследил за тобой, – хрипло продолжил Лоу. Он проморгался и кашлянул. – Ирвинг искал амулет, и не найдя, отправился домой к твоему отцу, где вы с ним и столкнулись.
В груди Хэдли растеклась ужасная пустота.
– Ты должен был мне сказать.
– Я думал, ты знала.
– Боже мой, Лоу, если бы я знала, то…
– Что? Что бы ты сделала? Адам умер, и в отличие от твоего отца, я не сумею вернуть его с помощью черной магии.
– Так нечестно, – прошептала она, чувствуя, как глаза жжет от слез.
– Тут все нечестно. Знаешь, скольких людей я похоронил за последние годы? Сначала умерла Мириам, потом мои родители – оба одновременно, – а теперь Адам.
– Мне так жаль. Я сочувствую твоему горю, но ты не должен был проходить через все в одиночку. Поговорил бы со мной.
– А как мне догадаться, что тебе этого хотелось? Я солгал, а ты меня бросила.
– Уж поверь, я бы тебя утешила, – сказала она, смаргивая сердитые слезы. – Меня предавали много раз, но от тебя я такого не ожидала. С тем же успехом ты мог бы вонзить кинжал мне в живот, боли было бы меньше.
Глаза Лоу переполняли эмоции.
– Я правда не хотел делать тебе больно.
– Но сделал и должен был хотя бы попытаться поговорить со мной, если не о нас, то об Адаме. Тем более, после всего, что мы пережили. А может ты… – Она подождала, пока спазм пройдет, и все равно прохрипела: -…винишь меня в том, что с ним случилось?
Лоу опустил глаза в пол.
– Я хотел винить тебя, поверь. Но именно я нашел проклятый амулет и привез его в Сан-Франциско. Именно я попросил Адама сделать его копию. Поэтому в итоге мне некого винить, кроме себя.
– Лоу…
– Если я заваливаю дело, то с размахом. Я одновременно потерял тебя и Адама потому, что не признался в своей лжи, как настоящий мужчина. Удивительно, как сильно надо пасть, чтобы это понять.
Хэдли не знала, что сказать. Весь запал пропал.
– Так что да, я винил себя. Но прошло несколько дней, и я вспомнил о твоем отце.
– Моем отце? – ошеломленно повторила она.
Лоу позвенел мелочью в кармане и тяжело вздохнул.
– Когда твоя мать благодаря тому заклинанию получила восемь дополнительных лет, твой отец, вместо того, чтобы наладить отношения с женой, потратил целое состояние, мотаясь по всему свету в поисках древнего артефакта, чтобы убить лучшего друга. Хотя тот друг был чудовищем и полной противоположностью Адама.
– О, Лоу.
Он покачал головой, будто тема закрыта, и он не собирается к ней возвращаться. А потом снова принялся пояснять:
– Но видишь ли, на этом все не закончилось. После смерти твоей матери доктор Бэкол десятилетия цеплялся за мысль о мести. Десятилетия. Чертовски долго он злился. Всего можно было избежать, если бы он просто признал, что и сам виноват в случившемся. Наверное, ему следовало спросить себя, не связалась ли твоя мать с Ноелем потому, что он перестал уделять внимание их личным отношениям.
