В течение всего разговора Корте неспешным взором исследовал каждый изгиб ее тела, даже не пытаясь скрыть интерес. Она ощущала его взгляд почти физически.
— А знаешь, милая моя, я не уверен, что даже более близкое родство смогло бы остановить меня в ту ночь…
— Иными словами, это я во всем виновата, потому что спровоцировала тебя своим развязным поведением? — горько усмехнулась Мейбл.
Корте нахмурился.
— Дело не в этом. Твоей вины здесь нет. Кроме того, мы уже обсудили эту тему. Довольно о прошлом. Давай поговорим о настоящем. Странно, что я ничего не знал о твоем сыне.
Мейбл метнула на него гневный взгляд.
— Странно? — повторила она. — А зачем тебе было знать о Гэри?
— Вот так история… Лорна тоже никогда не говорила, что у тебя есть ребенок… — задумчиво произнес Виктор, глядя себе под ноги.
— Вероятно, она сочла эту новость неинтересной для тебя.
Сунув руки в карманы брюк, Корте присел на край письменного стола, вытянув стройные ноги. Взгляд Мейбл задержался на них чуть дольше, чем следовало, что не ускользнуло от внимания Виктора. Он понимающе усмехнулся, а ее бросило в жар от собственной неловкости.
— Надеюсь, ты не рассказывал Лорне о нашей ночи в Оксфорде? — спросила она, вдруг ужаснувшись, что сестре все известно.
— Не в моих правилах делиться с кем-либо подробностями личной жизни, — резко произнес Виктор. — А ты, похоже, зря время не теряла. В ту ночь ты еще была невинным ангелочком, хотя противозачаточные таблетки принимала, насколько я помню. Выходит, отправившись позже в Америку, вы с Джоном не стали предохраняться? Ведь твоя беременность должна относиться примерно к этому времени…
— Постыдись… прошу тебя! — взмолилась Мейбл, пунцовая от смущения.
— Сейчас ты продолжаешь жить с Джоном? И сына оставила с ним?
— Нет… — Она покачала головой, шокированная бесцеремонными расспросами.
— Значит, у тебя есть кто-то другой?
— Послушай, я приехала сюда не для того, чтобы изливать перед тобой свою душу…
— Из всего сказанного следует, что ты воспитываешь сына одна, — констатировал Корте, то ли с укором, то ли с сочувствием.
— Да, но у меня есть друзья… — Мейбл на мгновение замялась, потом быстро добавила: — Я часто вижусь с Джоном, потому что мы живем в одном районе под Бирмингемом. Он работает учителем начальных классов в местной школе.
— Очень удобно! — хмыкнул Корте. — Приглядываете за ребенком по очереди? По-твоему, Гэри достаточно подобного общения с отцом? — язвительно поинтересовался он. — А вот я думаю, что дети должны расти в нормальной семье.
— С этим трудно спорить, — сухо заметила Мейбл. — Тем не менее, у тебя сложилось неправильное представление о нашей жизни. У нас с сыном все в порядке. Я очень люблю мальчика и вполне способна обеспечить его всем необходимым.
— Кроме, разве что, отца. Кстати, а как насчет тебя самой? — неожиданно спросил Корте. Его пристальный взгляд заставил Мейбл вздрогнуть. — Ты получаешь все, в чем нуждаешься? Или Джон оказался не только безответственным папашей, но и посредственным любовником?
— Я… вполне довольна своей жизнью, и не хочу перемен.
— Что-то слабо верится. Впрочем, возможно ты научилась подавлять свои естественные порывы.
— О чем это ты? — настороженно спросила Мейбл, нервно поправляя волосы.
— Разве тебя временами не одолевают чувственные желания?
— Н-нет… — выдавила она. Ее начинала бить легкая дрожь.
— Вот как? А хочешь, я напомню тебе кое о чем?
Бедная женщина в отчаянии зажала уши руками.
— Прекрати! Зачем ты говоришь все это?
— Что значит «это»? Виктор встал и вплотную подошел к Мейбл. — Мы оба знаем, о чем идет речь!
— Не понимаю, что ты… — Она умолкла, не договорив, потому что Виктор не спеша, но властно обнял ее, прижал к себе и прильнул к губам в требовательном поцелуе.
Она сначала упиралась, но через мгновение ощутила в объятии столько нежности, что ее губы непроизвольно раскрылись и сами собой ответили на поцелуй. Через мгновение Виктор проник языком в ее рот, заставив испытать прилив страстного желания.
Кажется, их обоих охватила дрожь. Покров с прошлого словно сняла чья-то всесильная рука, и былое вновь вернулось во всей полноте прежних переживаний. Сейчас Мейбл могла думать лишь об этом человеке, в крепких объятиях которого чувствовала себя так чудесно и естественно, как только бывает в мечтах…
— Милая… — хрипло выдохнул Виктор, порывисто прижимая ее ладошку к своей груди.
Ощутив биение его сердца, Мейбл как будто чего-то испугалась и попыталась выдернуть руку. Однако он не отпускал, тесно сплетя их пальцы и глядя на нее сияющими глазами.
— Не нужно, прошу тебя… — пролепетала Мейбл. — Зачем? Какой в этом смысл?
— Весьма значительный! Я хочу кое-что доказать тебе. — Он крепче обнял ее, вновь прильнув к губам.
Новый поцелуй был еще более страстным и жаждущим, чем первый. В нем как будто воплотилась вся чувственность Виктора, которую нельзя было не ощутить. Оторвавшись наконец от ее губ, он подрагивал от вожделения, которое не мог обуздать.
— Ну и чего ты добился? — выдавила Мейбл, ощущая в горле спазм от волнения.
— Это трудно выразить словами. Я пытался доказать, что ты все еще желаешь меня, хотя предпочла уйти к другому и родила от него ребенка.
Мейбл показалось, что она ослышалась.
— Что?! — вырвалось у нее.
— Разве я не прав?
Она на мгновение растерялась, не зная, как себя вести: признаться ли наконец во всем или молча переживать обиду?
— Ты ищешь успокоения своей совести, считая, что это я отвергла тебя…
— Но именно так и было. Как еще можно назвать твой поступок? Ты улизнула из Оксфорда, не сказав мне ни слова, а через несколько дней улетела в Америку с приятелем.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Мейбл отвернулась и медленно направилась к стоявшему у стены креслу. Опустившись в него, она припомнила, что действительно вернулась тогда из Оксфорда в свой университет. Через несколько дней занятия окончились, и они с Джоном отправились на практику в Новую Англию. Отцу она сказала, что ей некогда заезжать домой, хотя на самом деле просто не чувствовала в себе сил после всего, что у нее было с Виктором, смотреть в глаза Лорне, жившей в то время в отцовском доме.
— Впрочем, кто знает… Возможно, я должен быть благодарен, что ты не позволила мне сделать самую большую ошибку в жизни, — тихо продолжил Корте.
— Какую?
— Я совершил бы глупость, приняв твое девичье любопытство за серьезное чувство.
