— Но она, должно быть, хотела быть доброй и дать вам имя вашего отца.
— Знаю. И почитаю ее за это. Почитаю за доброту. Ей нелегко было взять меня и жить со мной рядом — ведь я постоянно напоминал ей о неверности мужа. Она проявила доброту ко мне и в других делах. Отец купил этот дом и другую собственность в деревне, вероятно, для того, чтобы передать ее моей матери, а потом и мне. Но когда он погиб, все было записано на его имя и перешло к Баптисте. Она сказала, что эта собственность по праву принадлежит мне, и записала ее на меня. И, пока я не вырос, управляла ею.
— Какая потрясающая женщина!
— Да. Чувство долга по отношению ко мне никогда не изменяло ей.
— Но разве это только долг? Возможно, она любила вас?
— Как она могла любить? — нахмурился он. — Подумайте, ведь она должна была ненавидеть мою мать!
— Вы когда-нибудь ощущали эту ненависть в ее поступках?
— Никогда. Она относилась ко мне так же, как к собственным сыновьям. Но я всегда удивлялся, что стоит за этим.
Энджи собиралась сказать какие-то принятые в таких случаях вежливые слова, но вспомнила свое вчерашнее впечатление о Баптисте. За очаровательной внешностью пожилой женщины скрывалась стальная воля.
— Как вы познакомились с ней? — спросила Энджи.
— Она появилась здесь через несколько дней после смерти родителей. И объявила, что приехала забрать меня в дом моего отца. Я не хотел ехать. Но у меня не было выбора. При первой же возможности я убежал.
— И прибежали сюда, — сказала Энджи и получила в награду за понимание улыбку.
— Да, я прибежал сюда. Я понимал: мое место именно здесь. Конечно, меня отправили назад. Я снова убежал. В тот раз я спрятался в горах. Когда меня нашли, у меня начиналась горячка. Выздоровев, я понял, что убегать бесполезно. Многие женщины на месте Баптисты отступились бы от меня. По-моему, я вел себя как неблагодарный, бессовестный тип…
— Но вы же были ребенком и потеряли родителей, — сочувственно перебила его Энджи.
— Да. Случись это немного позже, я бы, вероятно, сумел лучше оценить ее щедрость. А так я видел только попытку стереть память о моей матери. Вот почему я цеплялся за ее имя. В глубине души я и сейчас Бернардо Торнезе.
Он открылся ей. И Энджи рискнула спросить:
— Что вы собирались сказать о вилле Эллона, когда мы ехали вверх?
— Вилла, которую вы видели, часть поместья Белла Розариа. Оно принадлежит Баптисте. Когда я выздоровел после горячки, она привезла меня туда. Я просыпался каждую ночь и слышал ее рыдания из-за смерти моего отца.
Энджи затаила дыхание. Она поняла: здесь произошло что-то красивое и таинственное. Но не успела она заговорить, как он вымученно улыбнулся.
— Почему мы говорим о печальном? Давайте выйдем с вином на воздух.
Тени становились все длиннее. От фонтана шел восхитительный холодок. Улыбаясь, она наблюдала за их отражением в воде. Но что-то заставило ее поднять голову. От того, что она увидела в глазах Бернардо, у нее перехватило горло.
Он медленно, почти благоговейно взял ее руку в свою. И молчал. В тишине Энджи слышала, как бухало ее сердце. Он даже не поцеловал ее. И руки касался неуверенно, словно мальчик. Но Энджи чувствовала, как бурно она отвечает на его прикосновение. Это почти напугало ее.
Такой ход событий не предполагался. Раньше она всегда держала положение под контролем. И вдруг даже собственные чувства перестали подчиняться ей. Как у человека, собиравшегося совершить однодневное приятное путешествие и вдруг обнаружившего себя запертым в мчавшемся поезде дальнего следования. Еще момент — и он по-настоящему поцелует ее. Она страстно хотела этого.
Мягкая трель мобильного телефона разрушила очарование момента. Бернардо глубоко вздохнул и яростно произнес: «Да?» Энджи наблюдала, как менялось его лицо, пока он слушал.
— Мы подъедем прямо туда, — наконец сказал он и закрыл телефон. — Звонил Ренато. На яхте произошел несчастный случай. Хедер чуть не утонула. Он просит, чтобы вы немедленно приехали к ней.
— Конечно!
— Они с Ренато отправились кататься на водных лыжах, — кратко объяснил он по дороге. — Она упала. Когда он вернулся, чтобы найти ее, она уже ушла под воду. Это был ужасный момент. Но похоже, он нашел ее довольно быстро. Он звонил с яхты. Они придут в порт в одно время с нами.
Наконец показался порт Монделло. «Санта Мария» только что пришвартовалась. Энджи на ходу выпрыгнула из машины и ухватилась за протянутую с яхты руку Ренато.
Хедер спала в большой спальне. К своему облегчению, Энджи нашла, что цвет лица у подруги хороший и дыхание нормальное. Она провела рукой по ее волосам. Хедер проснулась и сонно улыбнулась.
— Войны уже начались, — проговорила Энджи. — Ренато послал за мной.
— Надеюсь, это произошло не в самую трудную минуту. — Хедер лукаво улыбнулась.
— Минуты еще впереди. — Энджи поняла, что покраснела. — Я хочу, чтобы ты завтра не вставала и провела день в постели. Мы поедем в Резиденцию, как только тебе станет лучше.
Ренато привез их домой. Энджи сидела в машине с Хедер. Бернардо следовал за ними. Она пыталась все внимание сосредоточить на подруге. Но невольно мысли возвращались в Монтедоро, в другой мир, где парят орлы и свободна душа.
Бернардо и на следующий день остался в Резиденции. Но им почти не удавалось побыть наедине. Энджи считала, что ее долг — быть рядом с подругой. Хедер под влиянием успокоительных таблеток большую часть времени спала. А Энджи оказалась втянутой в семейный кризис.
— Ренато звонил Лоренцо, — рассказал ей Бернардо. — Но тот еще утром покинул свой отель в Стокгольме.
— Но… Не понимаю. Ведь предполагалось, что он там останется до завтра.
— Знаю. Но он ушел из отеля. И никто не знает, куда.
— Он случайно не игрок? Не бывает, что он спускает все? — подозрительно спросила Энджи.
— Что вы имеете в виду?
— Прощальный загул перед свадьбой. Я слышала, что у мужчин-итальянцев такое бывает.
— Что такое вы говорите! — раздраженно воскликнул Бернардо. — Это несправедливо! Даже не знаю, как назвать… упрямство, предрассудки, да фактически это расизм. Вот именно — расизм!
— Но у итальянцев такая репутация, — нелогично возразила она.
— Значит, по-вашему, Лоренцо должен быть склонен к такой жизни? Все англичане так полагают?
— Нет, конечно. Но я не так хорошо знаю Лоренцо, чтобы судить о нем. А вы, как брат, наверно, знаете его.
— Да, простите. — Он вздохнул и провел руками по волосам.
— Нет, это вы меня простите. Вашей вины тут нет.
