— Да, мистер Картрайт. Спасибо. Вы… вы правильно поняли меня. Дело в том…
Слова хлынули потоком. Оливия изливала боль, горечь, подозрения, обиду и даже ненависть, давая выход тому, что копилось так долго. Она словно не с адвокатом беседовала, а исповедовалась духовнику. Мисс Миндер — высокая и стройная блондинка лет двадцати пяти-двадцати шести с ногами от шеи — появилась, постукивая каблучками-шпильками, положила на край стола бумаги и удалилась. Но Оливия едва заметила ее. Она говорила, говорила, говорила…
— А вчера Присцилла позвонила и сказала, что приедет к концу месяца, чтобы ознакомиться с тем, как обстоят дела на «ее ранчо», — со вздохом закончила молодая женщина и в изнеможении замолчала.
Несколько мгновений в кабинете царила полная тишина. Потом Картрайт подвинул к ней два отпечатанных листа и предложил:
— Ознакомьтесь, пожалуйста, с договором, мисс Брэдли, и подпишите его. Тогда я смогу зафиксировать необходимые подробности и задать вам кое-какие вопросы.
Оливия машинально пробежала глазами по строчкам, едва вникая в смысл, взяла ручку и поставила подпись.
— Вот и отлично. А теперь скажите мне следующее…
Они беседовали еще около получаса, после чего Картрайт попросил ее оставить координаты, по которым сможет связаться с ней, и добавил:
— Полагаю, у меня будет кое-какая информация в ближайшие три-четыре дня. Не волнуйтесь, мисс Брэдли, думаю, мне удастся решить для вас эту неприятную проблему. По крайней мере, что касается вопроса собственности на ранчо. — Он немного помолчал, затем спросил: — Простите, вы случайно не та известная художница Оливия Брэдли?
Она потупилась, залилась краской — то ли от смущения, то ли от удовольствия — и молча кивнула, проклиная себя за идиотское поведение.
Да что это со мной творится? — думала она, поднимаясь с кресла и убирая в сумочку свой экземпляр договора. Словно впервые в жизни мужчину увидела. Наверное, это от долгого воздержания, решила Оливия. Ведь прошло уже почти два года с тех пор, когда она спала с Эндрю, и провела она их в одиночестве, как монашенка, давшая обет безбрачия.
Оливия уже готова была покинуть кабинет адвоката, когда Картрайт тронул за ее локоть.
— Мисс Брэдли, позвольте мне сделать небольшое признание. Я уже давно стал поклонником вашего таланта. А теперь еще и вашей красоты. Не окажете ли мне честь, и не согласитесь ли отобедать со мной сегодня вечером?
Несмотря на старомодные и несколько чопорные выражения, глаза его говорили совсем об ином. Оливия вздрогнула. Как это понимать? Неужели он угадал ее желание? И… и что? Хочет воспользоваться этим? Как же ответить? Возмутиться или…
Огонь желания требовал, чтобы она согласилась. Гордость, а еще больше осторожность призывали отказаться. Оливия пошла на компромисс.
— Извините, мистер Картрайт, но сегодняшний вечер у меня занят. Возможно, как-нибудь в другой раз…
Неоконченная фраза повисла в воздухе таким тяжелым и влажным облаком, что стало трудно дышать. По крайней мере, Оливии. Что, если ей это только показалось, а он воспримет ее неопределенный ответ, как признак чванства и высокомерия? Ишь ты, известная художница…
— Что ж, как вам угодно, — вежливо отозвался Картрайт. Очень вежливо, но ей показалось, что в голосе его прозвучала холодная нотка. — В таком случае я свяжусь с вами, как только у меня появятся новости. Всего доброго, мисс Брэдли. — И он распахнул перед ней дверь.
— До свидания, — негромко ответила она и вышла.
Оливия бродила по дому безразличная, безучастная, бессильная, без определенных мыслей и желаний, полная какого-то глухого отчаяния. Все вдруг потеряло смысл и прежнюю значимость. Даже предстоящее расставание с ранчо и то перестало терзать ее сердце.
Потому, что настоящая утрата была куда больше, куда важнее. Она лишилась любимого человека, второго за неделю. Только от этого отказалась сама. Как, почему? Что заставило ее поступить так? Чего она испугалась? Человеческого чувства, близости? Или боли, которая неизменно следует за близостью?
Снова и снова Оливия возвращалась к одному и тому же вопросу: почему же все-таки она отвергла приглашение Картрайта? Испугалась собственной неожиданной реакции на него? Странного, горячечного прилива почти животной страсти, испытанного тогда, когда ждала этого меньше всего? Что вообще значил тот приступ?
Да ты попросту влюбилась, детка, ответил ей тихий внутренний голос. По-настоящему влюбилась, вот и все. С первого взгляда. И ничего тут нет ни странного, ни трагичного. Может, этот мужчина — твоя судьба?
Вполне возможно, только мне не хватило ума понять это с самого начала. И я повела себя как последняя идиотка и оттолкнула его.
Ну и что? Если он мужчина, то повторит попытку.
О нет… И дело не в том, что он не мужчина. Вовсе нет… Дело во мне. Я держалась так высокомерно, что никакой нормальный человек не захочет приблизиться ко мне во второй раз. Он выразил восхищение моими работами, а я… «Сегодняшний вечер у меня занят. Возможно, как-нибудь в другой раз…» Какая же я дура!
Оливия застонала вслух от нестерпимой боли, почти мечтая о возвращении тупого безразличия, в котором провела большую часть последних четырех дней. Проклятье! Ну почему она сделала такую глупость?
Ей снова и снова слышался свой ответ: «Извините, мистер Картрайт, но сегодняшний вечер у меня занят. Возможно, как-нибудь в другой раз…»
Что ж, вот и жди другого раза. Только не дождешься. Потому что такой мужчина наверняка не привык, чтобы на его приглашения реагировали со столь откровенным пренебрежением. Знаменитая художница, ха! Вот и сиди теперь со своей славой, художница! Без единого близкого человека, без дома, без любви… без сил даже взять в руки кисть…
— Мисс Олли, ланч готов. Я накрыла в кухне. Поешьте хоть чего-нибудь, а то аж щеки ввалились… Что только с вами сделали в этом Сиэтле? Сами на себя не похожи, как вернулись, — послышался нарочито ворчливый голос миссис Грейнджер.
Ну вот уже и она заметила, смутно подумала Оливия и, не споря, побрела в кухню, лишь бы не вызывать лишних вопросов. Молча, опустилась на стул и невидящим взглядом уставилась в окно, выходящее на дорогу. Ту самую, по которой всего четыре дня назад Бекки везла ее навстречу судьбе. Той судьбе, которую она не узнала, которой устрашилась…
Проклятый Эндрю! Это все его вина. Это из-за его вечных измен и предательств она стала бояться обычных человеческих чувств, скрывать их. Поэтому-то так и ответила на предложение Картрайта. О чем жалела каждую минуту, каждую секунду на протяжении этих долгих дней…
