Виктория, казалось, не подходила ни под одну из этих категорий, но Тринити напомнил себе, что, в сущности, ничего о ней не знает, кроме того, что она выращивает красивые цветы и печет отличные ореховые пироги. Поэтому никак нельзя узнать, какой она была пять лет назад. Женщина может очень сильно измениться между семнадцатью и двадцатью двумя годами.
– Я ничего этого не знал, – сказал Тринити. – Ее дядя объяснил, что ее собирались повесить, был даже готов эшафот. Я решил, что присяжные сочли ее виновной.
– Им заплатили, чтобы они солгали, – продолжал Рыжий. Дуло его револьвера упиралось в переносицу Тринити. – А теперь бери свои слова назад.
– Лучше возьми, – посоветовал старик.
– Я всего лишь повторил то, что слышал, – пожал плечами Тринити. – До сего дня я даже не знал мисс Викторию. Мне она не показалась убийцей.
– Лучше не повторяй то, что слышал, в присутствии остальных работников, – посоветовал Перес. – Они это плохо воспримут.
– Ты хочешь сказать, что все убеждены в ее невиновности?
– Как ты можешь, повидав ее, задавать такой дурацкий вопрос? – требовательно спросил Рыжий. – Разве может ангел кого-нибудь убить?
– Я не настолько знаю ситуацию, как ты.
– Тогда постарайся узнать побольше, прежде чем снова откроешь рот, – сказал Рыжий, отступая и засовывая в кобуру револьвер. – Мы никому не позволяем чернить мисс Викторию.
Тринити знал, что, по крайней мере, один человек погиб при попытке вернуть Викторию в Техас.
– Что произошло в Техасе? – поинтересовался Тринити.
– Мы все туда отправились, – отвечал Перес. – Мы собирались, если понадобится, сжечь город.
– Не наставляй на меня снова револьвер, – обратился Тринити к Рыжему. – Но почему вы все готовы были идти на такой риск?
– Тебе надо было бы знать сеньора Гранта и его брата, отца сеньориты, – сказал Перес. – Некоторые из нас пришли в Техас с сеньором Грантом. Не Рыжий. Он слишком молод. Я знал сеньориту Дэвидж еще маленькой девочкой. Она не может никого убить. Если любит.
– А вы уверены, что она любила мужа? – осведомился Тринити.
– Ты хочешь сказать, что она вышла замуж ради денег? – вызывающе бросил Рыжий.
– Я просто задал вопрос, – пожал плечами Тринити.
– Лучше не получить ответов на вопросы, чем быть убитым, – посоветовал Рыжий.
Убедившись, что вопрос о репутации Виктории больше не стоит, Рыжий пустился в пространные похвалы ей, свидетельствующие о его бесконечной влюбленности в женщину, которую он считал абсолютно недосягаемой.
У Переса вид был далеко не такой убежденный. Он перестал сверлить Тринити взглядом, но явно держал его под наблюдением.
– Надеюсь, вас не очень раздосадует, что надо будет отправиться сегодня со мной? – спросила Виктория на следующее утро, когда Тринити закончил завтрак. – Дядя Грант говорит, что если вы будете сопровождать меня в моем обследовании, вы лучше узнаете ранчо.
Тринити не успел ответить, как снова вмешался Бак:
– Я все равно ему не доверяю. Откуда мы знаем, что он не один из людей судьи Блейзера?
– Бак, с тех пор прошло пять лет, – произнес Грант. – Наверняка Блейзер бросил это дело.
– Ты боишься, что Тринити меня скрутит? – поинтересовалась Виктория.
– Нет, но...
– Тогда в чем же твои возражения? – настаивал Грант.
– Мне он не нравится, и я ему не доверяю, – без обиняков заявил Бак. – Он может быть профессиональным охотником за наградами.
– Чушь, – промолвил Грант. – Все охотники за наградами широко известны.
– Не все. Есть один такой, который каждый раз пользуется другим именем. Никто ничего толком о нем не знает, но говорят, что он доставил на виселицу больше дюжины человек.
– Откуда он? – спросил Тринити.
– Этого тоже никто не знает. Кажется, он появляется, получает бляху помощника правосудия и исчезает. В следующий раз его видят, когда он привозит того человека, за которым охотился. Потом он исчезает, снова. Он знает Запад насквозь... Лучше всех...
– Тогда могу доказать, что я не он, – сказал Тринити. – Вы можете проследить мой путь обратно до Техаса. Я спрашивал дорогу у многих людей.
– Если Тринити не может быть этим охотником за наградами, – промолвила Виктория, – тебе нечего о нем тревожиться.
– Я тревожусь обо всех, – признался Бак. – Я спокоен, только когда ты здесь, в доме, защищенная ото всех ищущих взглядов.
– Это очень мило с твоей стороны, Бак, – проговорила Виктория. Нежность и приязнь, прозвучавшие в ее голосе, заставили сжаться мышцы живота Тринити. – Но ты не можешь держать меня взаперти до конца жизни.
– Не знаю, почему бы нет, – вздохнул Бак. – Тебе незачем покидать этот дом. Для этого нет причины.
– Нет, есть, – возразила Виктория резким тоном, чего Тринити не ожидал. – Я сойду с ума, если не буду иногда выбираться отсюда. И хотя мне нравится быть с тобой и с дядей Грантом, я должна что-то делать или засохну на корню, как растение без воды на жарком солнце.
– Чепуха, – возразил ее дядя. – Я не согласен с тем, что ты должна сидеть взаперти, и не раз говорил это Баку, но не хочу больше слышать эти разговоры о том, что ты сойдешь с ума или засохнешь на корню.
– Разве вы не сошли бы с ума, сидя все время взаперти? – Виктория обратилась за поддержкой к Тринити.
– Не знаю, – признался Тринити. – Мне чаще приходилось тревожиться о том, где приклонить голову на ночь.
– С мужчинами так всегда, – с досадой скривила губы Виктория. – Вы тоже намерены меня ограждать?
– Я намерен делать то, что мне велят, – откликнулся Тринити.
– Виктория может заскучать от однообразия жизни, – произнес Грант, – но она никогда не станет делать глупости.
– Я и не собираюсь делать глупости, – вздохнула Виктория, – но временами задумываюсь, а стоит ли оно того.
– Как ты можешь так говорить? – воскликнул Бак. – При мысли о тебе в той грязной тюрьме с виселицей под окнами...
– Ты ведь понимаешь, что она так не думает, – вмешался Грант. – Она просто иногда впадает в уныние. Поезжай с Тринити. Начните с того горного гребня, который ты давно хотела обследовать. Возьми с собой завтрак и, если хочешь, можете провести там целый день. Но оставайся все время настороже.
– Знаю, – успокоила его Виктория.
– А я все-таки проверю, – предложил Бак. – Ведь Тринити может заблудиться.
– Но я не заблужусь, – возмутилась Виктория. – Я живу здесь уже пять лет, и эту долину знаю как свои пять пальцев.
– Тогда зачем тебе нужно составлять столько ее карт? Никто никогда на них не взглянет.
– Потому что мне нужно чем-то заниматься, кроме стряпни и уборки, – ответила она, игнорируя его презрительную оценку ее работы. – Если я не стану выбираться наружу хоть иногда, я сойду с ума.
