— И что вам нужно от меня? — спросил Сидни.
— Лошадей и еще ковбоев, помимо Стива. А вы лично можете помочь нам песней, — упрямо настаивала Джесси.
— Я уже приготовил для вас лошадей и могу предоставить в ваше распоряжение одного из моих парней раз в неделю. И даже спою «Песню примирения с мисс Хуберт».
— А в бейсбол вы будете играть? Я подумала, что мы могли бы устроить игру как-нибудь на неделе. Может быть, по средам, а потом большое барбекю.
— Я уже говорил вам, что не играю в бейсбол.
— Вы могли бы повеселиться.
— У меня повреждено колено.
Джесси поняла, что этот тон означает окончание разговора.
— Чем вам не нравятся веселящиеся люди? Вы рассуждаете, как… как престарелый степенный осел!
На мгновение Сидни был ошеломлен. Он не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном и в таких выражениях. Напротив, он чувствовал и показывал свое превосходство над кем угодно, поэтому довольно быстро пришел в себя.
— Послушайте, этот престарелый степенный осел управляет ранчо с двадцати одного года, потому что заслужил это. Я уже достаточно наслушался разных заумных планов, и вам придется меня простить, если они не слишком меня взволновали. Я ничего не имею против веселящихся людей, если это не является единственной целью их жизни. Конечно, веселье имеет свое место — небольшое место в жизни. Так что вы уж простите меня, если я не встаю и не кричу «ура», когда меня заваливают кучей идей, которые даже не продуманы как следует, но якобы сулят большие деньги.
— Эта идея продумана, — заявила Джесси, но уже не так уверенно. Она не знала наверняка, сколько Чарльз собирался вложить в этот проект, однако точно знала, что он так же импульсивен, как и она сама.
— Да? Тогда где расчеты? Где написано черным по белому, сколько на это нужно потратить? А где необходимые исследования, а рыночный отчет, а бухгалтерский план? Вы рассказываете мне, как здесь будет работать гостевое ранчо, хотя сами только что обнаружили, что здесь нет человека, который мог бы отремонтировать бассейн, и даже нет необходимого персонала. Ближайший аэропорт в полутора часах езды отсюда. Последние двенадцать миль дороги, ведущей сюда, похожи на ад, и ближайшая медицинская помощь очень далеко.
— О, — слабо вздохнула Джесси.
— А если вам и этого недостаточно, то здесь все время дует сильный ветер. Как долго вы это выдержите?
Она не ответила.
— Вы еще вообще ничего не видели. Вам стоит посмотреть, что этот ветер может сделать с вашим чудесным барбекю или с ночевкой на открытом воздухе. Ваши франты найдут свои спальные мешки в Монтане.
Однако, читая предложения Джесси, Сидни невольно восхищался ею. У нее отличные идеи. Безусловно, они далеки от реальности, но ее воображение — это нечто особенное.
К тому моменту, как Сидни закончил читать ее записи, он обнаружил, что соглашается и с игрой в бейсбол, и с барбекю, и с танцами на конюшенном дворе раз в неделю, и с прогулками по тропам животных, даже с ночевками под открытым небом, и со множеством других идей. И теперь она почти убедила его организовать развлекательное родео.
Сидни сдал все свои позиции. Он вручил Джесси ее записи.
— Я тут пометил все, что вам можно и что нельзя делать. Сегодня у меня больше нет времени разговаривать об этом.
— Вот список гостей, приглашенных на это лето, — холодно сказала Джесси пытаясь скрыть обиду. — Я надеюсь, что за несколько недель посетителей прибавится, но думаю, что даже эти приглашенные по достоинству оценят мои идеи.
Сидни мельком взглянул на список гостей.
— Да, выглядит внушительно, — произнес он, — как будто здесь «Земля Сафари».
— Что?
— Ничего.
Имена в списке были в основном европейские. Но одно имя, промелькнувшее перед ним, заставило его позабыть обо всех остальных.
Элен Винтерборн.
Он долго смотрел на это имя. Когда-то давно, до того как она вышла замуж за врача в Калгари, ее звали по-другому — Элен Саммерс.
Зачем она возвращается сюда? Спустя столько лет?
— Что-нибудь не так?
Сидни знал, что для Джесси он всего лишь упрямец, поэтому ему не понравился неподдельный интерес в ее голосе, заставившем его прийти в себя.
— Что-то с ногой, — солгал он, но, взглянув в ее проницательные глаза, внезапно почувствовал себя неловко и резко спросил: — Все?
О господи, он уже достаточно уступал. Наверное, маленькая зеленоглазая ведьма положила на него глаз.
Так же как Элен, дразнил его слабый голосок где-то внутри.
Элен приезжала в последнюю неделю июля, и по какой-то фатальной случайности это должно было произойти именно тогда, когда на ранчо совершались такие изменения. Все хорошие идеи Джесси могли осуществиться, как она того хотела, но если посещаемая часть ранчо будет плохо управляться, то вся эта затея потерпит крах.
Репутация молодого лорда Уэксфорда такова, что будет более чем удивительно, если хоть один из его планов сработает.
Тем временем маленький эльф возле него выглядел расстроенным до слез. Ну и упрямица. Разве она не говорила ему, что у нее есть несколько лохматых дружков? Пусть она досадует на него, сколько хочет.
Теперь она задрала свой дерзкий маленький нос и изо всех сил пыталась выглядеть храброй.
— Свадьба, — заявила Джесси с театральным пафосом, — отменяется.
— Может быть, так будет лучше. У меня нет желания связываться с ревнивым «медведем» по имени… Генри.
— Его зовут Гарольд, — поправила Джесси.
— Хм. А что Гарольд думает о Чарльзе?
Сидни с интересом наблюдал, как нежный розовый румянец разливается по белизне ее кожи. Она — привлекательная женщина. Наверняка у нее в свое время было два или три, или даже дюжина мужчин. И пока еще он не оказался одним из них.
— В самом деле, не могли бы вы попросить Чарльза представить меня Гарольду?
С другой стороны, она прекрасно владела собой. Создавалось впечатление, что она с легкостью обводила мужчин вокруг пальца. И почему это так раздражало его?
По лицу Сидни стекали крупные капли пота, застилая глаза. Лежа на спине, он с ворчанием отбросил гаечный ключ и снова всмотрелся в схему насоса. С его губ сорвалось несколько отборных проклятий.
Больше всего на свете он ненавидел механику и…
— Сидни, вы здесь?
И самоуверенное зеленоглазое чудовище. Первым его побуждением было не отвечать. Может быть, если он будет лежать тихо, она уйдет и оставит в покое ужасного, нудного и раздражительного старого ворчуна.
Дверь котельной распахнулась, и луч дневного света пронзил полумрак.
— Ах, вы здесь!
