— Хорошо, — согласилась Элен. Стивен щелкнул пальцами, и швейцар, мгновенно поняв этот жест, остановил проезжавшее мимо такси.
Стивен дал швейцару «на чай», и они с Элен уселись на заднем сидении.
Волосы Элен были растрепаны ветром. Она не стала поправлять прическу. Она должна нравиться Стивену разной, какой бывает в разные часы, разные дни, разные ночи, разное время. Элен протянула руки и обняла Стивена за шею. Он и не пытался уклониться. Напротив, с удовольствием прижался к ней.
Целовал до боли, кусал ей губы до крови, облизывал щеки. Вот его рука скользнула по ее телу и начала нежить его.
Элен вторила Стивену, ответными ласками. Рука ее коснулась его горячего, возбужденного тела. Она оплела его руками и ногами — живыми, нерасторжимыми узами.
Вспышка жестокой, яростной и безумной любви настигла их одновременно. Всхлипывая, Элен прижалась мокрым от слез и нота Лицом к остро пахнущей зеленым луком и душистым перцем груди Стивена. Возможно, все эти запахи придумала сама Элен. Может быть, из-за того, что любовь к Стивену была такой же острой и такой же естественной, как эти дети природы — лук и перец.
Стивен теперь мягко поглаживал Элен по голове.
Таксист профессионально делал вид, что ничего не замечает.
Машина остановилась у центрального магазина. Влюбленные вышли из салона и направились в магазин. Тут Стивен Корнуэлл начал выбирать для Элен платье. Он выбирал его медленно и вдумчиво, неторопливо и деликатно. Элен не могла скрыть своего восхищения, когда наблюдала за тем, как Стивен выбирает для нее платье. Придирчиво и со знанием дела. Будто бы он всю жизнь только и делал, что выбирал женщинам платья. Будто бы его отец был знаменитым кутюрье и передал сыну свою непревзойденную манеру выбирать платья для женщин. Стивен выбирал платье со знанием, изобличавшим богатый опыт.
Это немного не понравилось Элен. Она смотрела на Стивена с легкой грустью. Продавщица наблюдала за манипуляциями Стивена Корнуэлла с вежливым недоумением. Однако, кажется, и на нее подействовали его непреодолимое обаяние, его постоянная полуулыбка, его хитрое лицо, его лукавые глаза, как бы говорящие: «Вот он, я, перед вами, но попробуй-ка пойми меня, догадайся, что у меня на уме».
Что-то в нем было не таким, как у тех людей, с которыми Элен привыкла общаться до знакомства со Стивеном. Чем-то он был не похож на всех остальных людей, и вовсе не тем, что не принимал фальшь этого мира и боролся с ней, как только мог. Что-то было в нем еще, неясное для Элен.
Но вот что именно? Этого она никак не могла понять. Возможно, и не поймет никогда. Никто не может знать заранее, что ему будет дано понять в этой жизни, а что — так и останется навсегда, непонятным, неразгаданным, неясным, тайной за семью печатями.
«Нет, — внезапно подумала Элен. Ее словно озарил луч света в кромешной тьме. Именно с такой картинкой могла сравнить Элен неожиданно возникшее в ней чувство. — Нет-нет, они со Стивеном вряд ли смогут навсегда остаться вместе. Несмотря на всю их любовь, несмотря на таинство их отношений, несмотря на их безудержную сексуальную тягу друг к другу, несмотря на то, что они любят друг друга фактически постоянно и беспрерывно, и при этом все никак не могут насытиться друг другом… Как ни напоминал себе, что я ему полностью сдалась, сдалась и отдалась, и сердцем, и душой, и телом, полностью и окончательно, и принадлежу ему вся без остатка, а он-то никогда не будет принадлежать мне весь. До конца. Так, как я ему. Он рассматривает меня просто как вещь. Вот! Может, это и есть то самое, что отличает его от всех других людей, которых я знала до него? Вещь… Подумать только! Я — вещь. Обыкновенная вещь. Которую можно поставить на полку. Которой можно любоваться некоторое время. Которую можно выкинуть на помойку. Потому что вещь эта безраздельно принадлежит лишь одному человеку. Лишь ему одному, и больше никому в этом ужасном, прекрасном, здоровом, больном мире! У меня на Стивена нет ни малейших прав, У него на меня есть все права. Я — его собственность. А собственность есть собственность. Это ясно каждому. Даже круглый идиот хорошо знает, что означает волшебное слово «мое»! Как это ансамбль «Битлз» назвал одну из своих самых популярных песен? «Я, мне, мое…». Я точно вспомнила. Какие они все-таки были молодцы! А Огивен Корнуэлл… Стивен владеет ею полностью. Безраздельно. Он — хозяин и господин. А она — бесправная рабыня. Он владеет ею так, как она никогда не смогла бы владеть ни собой, ни кем-либо другим. Это ей теперь стало совершенно ясно! Но сколько же времени понадобилось, чтобы это понять! И, самое интересное в том, что, несмотря на все эти рассуждения, несмотря на все эти доводы разума, я продолжаю любить его! Я продолжаю любить моего Стивена! Чувства мои побеждают в борьбе с доводами разума. Не знаю… Ничего не знаю… Может, так не должно быть… А может, и должно…»
— Примерь вот это платье, — сказал Стивен. — Я уверен, это именно то, что тебе нужно.
Элен послушно направилась в кабинку. Осмотрела себя в зеркалах. Зеркала подарили ей еще трех Элен. Теперь их стало целых четыре. Четыре… Или четверо? Как правильно говорить?.. Неважно.
Четверо — или четыре — Элен, молодые женщины по имени Элен, в одинаковых платьях, с одинаковыми выражениями лиц, с одинаковыми ногами и одинаковыми растрепанными волосами стояли в примерочной кабинке. Словно женщины на распутье, им предстояло выбрать дальнейший путь. Каждой предстояло выбрать свою дорогу.
«Одна пойдет налево, вторая — прямо, третья — направо, а четвертая — назад… Да. Назад… куда же еще? Больше некуда! — подумала Элен. И вздохнула.
— Ты вздыхаешь? — сказал Стивен Корнуэлл и вошел в кабинку. — Не вздыхай, дорогая, Это великолепное платье! Лучшего и в Париже не сыскать! Элен с явным удовольствием продемонстрировала Стивену синяк на своем локте.
— Тебе это ни о чем не говорит? — поинтересовалась она.
— О чем мне это может говорить? — удивился Стив.
— О сегодняшней бурной ночи в отеле, — сказала Элен.
— О вчерашней, — поправил ее Стивен.
— Ну хорошо, — согласилась Элен. — О вчерашней ночи. Ты столь бурно любил меня, что никак не мог обойтись без этого синяка.
— Подумаешь, синяк! — воскликнул Стивен. — Чепуха!
— Если так и дальше пойдет, — задумчиво произнесла Элен, то тогда я вся буду пестреть такими синяками… А в одно прекрасное время вообще могу превратиться в один гигантский лиловый синяк!
— Можешь, — не стал разубеждать ее Стив. — Но ведь любовь требует жертв, не так ли?
— Может, и требует, — сказала Элен. — Но я не хочу, чтобы жертвы эти наблюдались только с одной стороны…
