Она подумала о Милтоне Гаррисоне, и внутри у нее потеплело. Может, позвонить этому старому ублюдку? По крайней мере, можно будет от души посмеяться.
Она поставила стакан и уже собиралась вернуться к гостям, как внезапно налетевший порыв ветра сорвал с ее головы крохотную шляпку с цветами и погнал по палубе. Какого дьявола? Однако, взглянув вверх, Жизель обнаружила, что она не единственная, кто пострадал от ветра. Вокруг летали шелковые шляпы, кружевные наколки и другие затейливые головные уборы.
Жизель направилась к тому месту, где стояла Клаудиа, и в этот момент упали бутылки в баре позади нее. Вино залило ее шелковое платье от Шанель. Ее всю обдало брызгами и осколками стекла.
Она припомнила странную тишину этого дня, неподвижный и горячий воздух, удушающую жару, грозовое небо, нервозность гостей. Ну конечно!
Как же она сразу не догадалась! Именно так начинается мистраль.
По палубе носился сухой горячий ветер. Все гости скрылись в каютах. Лишь Клаудиа, судя по всему, не собиралась уходить. Смотрела вдаль, ухватившись одной рукой за перила, а другой придерживая разлетающуюся юбку. Как будто зовет кого-то, подумала Жизель. Что это она, в самом деле?
Клаудиа не обращала внимания ни на подругу, ни на мужа, который тоже приближался к ней.
— Поздно, мадам Чонг! — выкрикнула она навстречу ветру. — Он теперь мой! И перед Богом, и перед всем миром, и перед нотариусом, и перед Рэчел. Никто не сможет его у меня отнять.
Рэчел изо всех сил старалась забыть Боба Делани.
Десмонд Френч, ее агент, помог ей в этом. После того как Боб уехал, ушел из ее жизни, Десмонд вытер ей слезы и повел обедать к Сарди. В тот вечер они сидели за большим круглым столом, заваленным газетами с отзывами о спектакле, восторженными, полными восхищения.
Рэчел подняла глаза на Десмонда:
— Что же мне делать?
Он улыбнулся и подал ей бокал с шампанским.
— Когда? В ближайшие пять минут или пять лет?
— Ничего смешного! — взорвалась она. — Вы же сами видели, что произошло сегодня вечером. Это было ужасно! Все полетело… все!
Англичанин снова улыбнулся. Сделал знак официанту.
— Как я понимаю, ты имеешь в виду дела любовные. Потому что все остальное, на мой взгляд, в полном порядке.
— Конечно, я имею в виду свои личные дела! Как он мог, Ричард! Только потому, что я провела с ним одну несчастную ночь… И, знаете, это была действительно несчастная ночь.
Он взял ее руку.
— Рэчел, ты не обязана мне ничего объяснять. А Ричард такой же, как тысячи других честолюбивых актеров в этом городе. Он хочет найти работу, но не может. Поэтому околачивается около знакомых, имеющих работу. Он окружал тебя вниманием, надеясь, что и для него здесь что-нибудь обломится. Может быть, успех, может быть, деньги. Или просто известность. Я видел, что происходит, но не вмешивался. Я-то знал, что такое для тебя эта премьера. И как было страшно накануне. Тебе нужен был кто-то рядом. Ричард подвернулся под руку. И нет ничего ужасного в том, что ты им воспользовалась.
— Но теперь вся моя жизнь разбита.
Подошел официант. Десмонд сделал заказ для них двоих, даже не взглянув в меню. За двадцать лет он выучил его наизусть. Официант вновь наполнил бокалы и отошел. Десмонд обернулся к Рэчел:
— По-моему, ты преувеличиваешь. Да, Боб тебя оставил. А чего еще ты могла ожидать? Любой другой на его месте поступил бы точно так же. Но если он тебя любит, Рэчел, если он действительно тебя любит, любовь пересилит обиду. Он же не новичок в этом бизнесе, черт побери. Он должен знать, как чувствует себя актриса перед премьерой. По-моему, тебе сейчас надо выбросить все это из головы. Просто уйти от этого. Ричард тебе больше не нужен.
По правде говоря, тебе сейчас мужчина вообще не нужен. Сегодня ты играла великолепно, но держалась на одних нервах. Теперь ты должна сохранить этот уровень, а для этого тебе понадобятся все силы, вся энергия, способность полностью сосредоточиться на роли. С сегодняшнего дня благодаря вот этому, — он указал на кипу газет, — ты будешь играть при переполненных залах. Но помни, нью-йоркская публика не похожа ни на какую другую. Она привыкла к самым лучшим спектаклям. И если ты хоть один раз их разочаруешь, слухи распространятся моментально и на спектакль перестанут ходить.
Теперь она слушала очень внимательно. Боль не утихла, но мысли вернулись к театру. Это единственное, что у нее осталось. Она перед ним в долгу.
В течение следующих шести месяцев Рэчел жила только пьесой. Просыпаясь по утрам, обдумывала каждый выход на сцену. Почти каждый день за ленчем обсуждала с Роз — режиссером — новые и новые аспекты роли. Практически все время, свободное от репетиций и спектаклей, она сидела над текстом. Изучала все остальные роли, так чтобы знать их не хуже своей.
В конце концов, всем стало ясно, что спектакль «Война Лили» утвердился надолго, и Рэчел вздохнула свободнее. Теперь можно подумать и о своей собственной жизни.
Номер-квартирка с видом на парк хорошо ей послужил, но Рэчел вовсе не собиралась оставаться здесь навсегда. Теперь ей нужен постоянный дом. Еще в Лос-Анджелесе, когда жила с Бобом, она продала свою лондонскую квартиру, а мебель осталась на складе в Шордиче. По какой-то непонятной причине Рэчел до боли захотелось снова увидеть свои вещи: диван, купленный на первый заработок после успешных гастролей, серебряные подсвечники, унаследованные от бабушки, кофейный столик, приобретенный на распродаже в магазине «Хэрродз», — она простояла за ним в очереди всю ночь; и еще ковер, принадлежавший матери, и кровать, и тостер, и миксер. Она подозревала, что здесь все это будет выглядеть как старая рухлядь, но это ее вещи, некоторые из них она сама заработала, они часть ее жизни, и сейчас ей хотелось видеть их рядом.
Теперь в свободное от театра время она подыскивала жилье. Осматривала двухэтажные квартиры в Уэст-Сайде, пентхаусы — роскошные апартаменты на верхних этажах небоскребов — на Пятой авеню, каменные дома в Виллидже. Через три месяца поисков она остановилась на квартире в конце Шестидесятых улиц — светлой и просторной, хотя и довольно странной планировки. Эта квартира отличалась от других не только своими размерами, но и тем, что вокруг всего дома шла терраса, куда выходили окна спальни и главной гостиной. Прежний квартиросъемщик занимался садоводством. На террасе еще остались его ящики с цветами. Это и решило дело. Вьющаяся зелень напомнила Рэчел о парках и скверах Лондона. Она подписала договор сразу же, едва увидела квартиру.
Однако прошло еще целых шесть недель, прежде чем ей удалось переехать. Ее вещи прибыли из Лондона лишь через месяц, как ни пытался Десмонд Френч ускорить дело — звонил, ругался, упрашивал, даже предлагал взятки. Когда же мебель наконец прибыла, опасения Рэчел подтвердились. Ее вещи не только выглядели обшарпанными и убогими, но их оказалось просто недостаточно. Диван, который в ее лондонской квартире занимал почти всю комнату, сейчас совсем затерялся в новой роскошной гостиной.
