— Ну, нет, ни в коем случае. Я не хочу, чтобы ты здесь болтался, принося всем горе и неприятности.
— Это самое малое, что я могу сделать, — настаивал он, подвигаясь к ней.
Дейзи откинулась на спинку кушетки. Что это за искорка вспыхнула в его глазах?
— Нет, ни за что.
— Будь благоразумна. У тебя слишком много забот: занимаешься бизнесом, растишь семилетнего парня, заботишься о старой женщине...
— Уж не такая я старая, молодой человек! — проворчала тетя Пиви, входя в гостиную. — Но он прав, Дейзи. Ты нуждаешься в помощи. Ты и так встаешь в пять утра и не ложишься почти до полуночи.
— Тетушка, — резко заговорила Дейзи, — я сама разберусь!
— Человек хочет загладить вину. Зачем отказывать ему в этом?
Затем, что когда-то она уже имела глупость поддаться на его уговоры. Дейзи даже мысли не могла вынести, что Кэл Кармоди будет постоянно у нее перед глазами. Бегать без рубашки от улья к улью... Ее передернуло.
— Послушай, если ты не разрешишь мне помочь, я сойду с ума. По правде говоря, ты окажешь мне услугу, если согласишься, — уговаривал Кэл.
— Почему, черт возьми, я должна оказывать тебе услугу?
— Может, все-таки сжалишься? — Он бесхитростно улыбнулся. — Мне совершенно нечего делать. Сижу в доме родителей, жду, пока заживет нога, смотрю кабельное телевидение и обрастаю жирком.
— Не забудь еще добавить — поджигаю пастбища и поля!
Господи, как же ей хотелось согласиться! Но разве она могла? Разве на этот раз она сможет уберечь свое сердце?
Кэл не мог поверить, что она согласилась и разрешила ему помочь ей. Должно быть, у нее более серьезные финансовые затруднения, чем он полагал вначале.
— Я еще не была на пасеке после пожара. Пошли. Посмотришь, что натворил.
Воздух был плотный и тяжелый. Кэл забыл, как влажно бывает в округе Рефьюджио. Здесь при девяноста градусах по Фаренгейту кажется жарче, чем при ста двенадцати в Лас-Вегасе.
Даже ветер с залива был горячим. Пока они дошли до пасеки, его рубашка успела прилипнуть к спине от пота, а нога запульсировала от боли.
Дейзи резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. Тишина. Мертвая тишина. Лишь несколько пчел сиротливо жужжали над головой.
Дейзи вошла в рабочий сарай и вышла оттуда с двумя сетками и специальным костюмом.
— Вот, — сказала она, протягивая ему костюм. — Надень это. Они сейчас могут ужалить.
Кэл нервно натянул поверх одежды белый комбинезон. Ему было интересно, кто его обычно надевал. Слишком уж тот большой для маленькой Дейзи.
При мысли о мужчине в ее жизни он почувствовал укол ревности. Микки сказал ему, что Дейзи ни с кем не встречалась, но Микки Стэндиш не мог знать все, что происходит в Иглтоне. Возможно, у нее был тайный поклонник.
— Чей это комбинезон? — спросил он.
— Тети Пиви. Но она теперь редко помогает с пчелами: у нее испортилось зрение.
И почему от этих слов у него улучшилось настроение? Непонятно.
Дейзи вытащила из сарая инструменты. Она несла хитрую штуковину, напоминающую кузнечные мехи, и еще какое-то приспособление. Надев на голову сетку, она чиркнула спичкой, чтобы разжечь дымарь. Пройдя мимо Кэла, она сбоку приблизилась к улью, стараясь не нарушить траекторию полета оставшихся пчел.
Кэл зачарованно наблюдал за ее точными движениями. Вечернее солнце блестело на ее волосах сверкающей короной.
Как он сглупил семь лет назад! Променял их любовь на эти дурацкие скачки. Потом, в довершение всех его грехов, ужасный несчастный случай с Розой. Теперь, устроив пожар и убив пчел, он лишил себя всякой возможности возобновить отношения с Дейзи.
— Послушай, — голос Дейзи вывел его из задумчивости, — если ты искренне предлагаешь мне помощь, то должен знать, что происходит. Я буду проверять каждую матку и смотреть, сколько пчел у меня погибло.
— Хорошо.
Пчелы собрались вокруг летка, сердито жужжа. Кэл вздрогнул и замер.
Зажав в правой руке дымарь, а в левой — стамеску, Дейзи выпустила облачко дыма в середину входа. Взяв инструмент, она аккуратно просунула его внутрь. Она работала медленно, аккуратно, вынимая каждую рамку, а он наблюдал, зачарованный Дейзи, пчелами и всем этим процессом.
Вздыхая, Дейзи поставила на место рамки, а потом крышку. Когда она повернулась к нему, он увидел слезы в ее глазах.
— Дейзи! — Его охватила тревога.
— Улей почти полностью уничтожен. Матка в порядке — это хорошо. Но я потеряла, по крайней мере, десять тысяч рабочих пчел.
— Прости, — прошептал он.
— Знаю, что это только пчелы. — У нее задрожала нижняя губа. — Но они много значили для меня, понимаешь?
— Я... я... — Он не знал, что ответить. Ее слезы доставляли ему страшную боль. Ведь это он виной всему.
— Я не могу смотреть остальные ульи. Не сейчас. Может быть, позже. — Она отошла от ульев и сняла с лица сетку.
Он тоже снял сетку и подошел к ней.
— Дейзи, пойми, я очень раскаиваюсь в том, что сделал. Я не знаю, как выразить это...
Как бы он желал, чтобы машина времени вернула его в прошлое! Если бы Бог дал ему еще один шанс!
Солнце освещало ее лицо, выделяя мелкие веснушки на переносице. Ее губы цвета персиковой розы были в опасной близости для поцелуя. Цвет лица был безукоризненным. Дейзи выглядела такой же юной, как семь лет назад. Кэл затаил дыхание.
Не успев подумать и оценить свои действия, Кэл схватил ее за плечи и нежно прижался ртом к ее губам.
Прикосновение было просто божественным, слаще самого прекрасного меда. Он хотел ее. Отчаянно. И не только физически. Впервые в жизни Кэл Кармоди хотел чего-то большего.
Дыхание Дейзи было горячим и неровным. Ее тело напряглось. Губы не ответили на его поцелуй.
— Что ты делаешь? — закричала она, отскакивая.
— Я... я просто хотел тебя утешить.
— Ах, вот что! Это очень помогает! Убери руки, Кармоди, и не смей снова прикасаться ко мне. Я принимаю твою помощь, потому что у меня нет выбора, но наши отношения сугубо деловые. Понятно?
— Дейзи, пожалуйста. Дай мне объяснить. – Ее ядовитый взгляд задел его за живое. — Я не тот Кэл Кармоди, которого ты знала семь лет назад.
Она фыркнула:
— Кого ты пытаешься убедить? Меня или себя?
— Я много думал после несчастного случая и...
— В горе и атеист в Бога поверит.
— Что?
— Бык раздавил тебе ногу, и это изменило всю твою жизнь. Ты просто почувствовал себя смертным, Кармоди. А на деле ты все такой же самонадеянный бабник, каким был всегда...
— Никогда я не был бабником! — возмутился он.
