Они заржали. А я в непонятках покосилась на них. Не знала я никакой Лерки. И как они могут у неё тусоваться в восемь, когда уже восьмой час
Не нравились они мне. Как Мартин или Даяр. Заковыристые и противные. Похоже, я становлюсь мужененавистницей, хотя женщин я тоже сторонюсь. Мизантропом? Этого не хватало.
Изучать эмали надоело, и я до часа «Хэ» раскладывала пасьянс на компе.
За окном уже стемнело. Я иногда нюхала стаканчик из-под кофе. А потом Поликарпов позвал меня за собой.
Мы вышли в прохладный вечер. Прошли в открытый бокс, в котором никого не было. Встали в темноте.
– А где все? – я высматривала мастеров, но кругом ни души.
– Пересменка, – напряжённо сказал Поликарпов и всунул мне ключи от машины. – Сейчас идёшь, садишься в машину. Выезжай осторожно и по узкой дорожке за мастерской в сторону леса. Справа от тебя будет заправка, ты едешь мимо. Мы тебя встретим.
Он подтолкнул меня в бокс.
Ниссан Кашкай алого цвета. Не знаю, зачем хозяину нужно было перекрашивать такую красавицу, на полировке ни царапины.
Я спокойно села за руль. Завела машинку. Очень плавно поехала в открытые ворота бокса.
Это вкуснее кофе. Завораживает, дух захватывает от восторга. Я включила фары и выехала на узкую асфальтированную дорогу. Она была совершенно пустая, и я даже позволила себе немного разогнаться. Обязательно нужно будет купить себе машину, когда стану очень богатой. Буду, как Таня или Айгерим рассекать потоки городского движения, точнее вливаться в них.
Я так размечталась, что не заметила, как доехала до автозаправки. Она осталась справа от меня, как говорил Лёша. Через двести метров в сторону леса, я увидела самого Поликарпова и его друга Юру.
Лёшка за руль не сел.
Они быстро забрались на заднее сидение и попросили меня прибавить газа.
– Лёш, у меня прав нет, – обеспокоенно говорила я, выезжая на пустую дорогу сквозь лес. Там почти не было движения.
– Не хочешь?
– Хочу, – я вцепилась в руль и поехала, увеличив скоростью.
– Вот, Перепёлкина, мать твою, – злился Поликарпов на заднем сиденье. – Ты б хоть раз в жизни мне сказала «хочу» в других условиях. Вот что за баба не пробиваемая. Всем девкам только одного и надо, а ты, как…, – он от досады стукнул кулаком по сидению. – Останови!
Я от его грозного голоса резко дала по тормозам.
Юрик улетел, Лёшка матюгнулся и выскочил из машины.
Он открыл дверь водителя, отстегнул ремень безопасности. Взял своей рукой меня за шиворот и с силой выкинул на дорогу.
– Если б дала, в шоколаде бы купал, – кинул мне на прощание Лёша.
Я упала на влажный холодный асфальт. Мне в лицо прилетела моя сумка.
Ниссан с юзом рванул с места, окатив меня выхлопными газами. Светлела машина фарами на тёмном силуэте дороги, а потом скрылась за поворотом. И я осталась стоять одна-одинёшенька в полной темноте. Выбралась на обочину у леса.
И тут меня ударило просто потрясающей мыслью.
Я угнала автомобиль!
Юра с Лёшей у какой-то Леры, у них алиби. Они не светились на камеры. А я села в машину, укатила на ней к заправке, где тоже камеры. И только у леса угонщики выкинули меня из машины.
Я так испугалась, что дыхание сбилось, и сердце стало в груди бить в колокола.
Всё. Меня посадят. И это точно.
Всем универом придут в суд, лжесвидетельствовать. Ритка расскажет про фиктивный брак ради наживы. Мартин из ненависти наймёт адвокатов, чтобы меня на пожизненный срок определили в мужскую тюрьму.
Я же одна. У меня никого нет. Со мной можно делать, всё что захочешь.
И тут звонок на телефоне. Я дрожащими руками достала его из сумки. Почему-то я подумала, что меня уже полиция разыскивает.
Но это был фиктивный муж.
– Птенец мой, – рычал в трубку Даяр. – А где тебя носит? Если ты решила свалить, то зря. Обещала сегодня серьёзный разговор…
Я завыла, протяжно, как одинокая волчица. Ещё и этот сверху навалился.
Мне конец.
–Леся! Что случилось?! – обеспокоенно орало животное в трубку.
Я не смогла ответить, рыдания разрывали мою грудь. За все свои несчастья я решила оторваться отчаянным воплем.
11
– Молча сижу под окошком темницы * – стояла под окном с решёткой мелкая, сушёная старушонка, – синее небо отсюда мне видно. – Небо было ночным. – В небе играю всё вольные птицы, – Мигал в небе огоньками самолёт. – Гладя на них, мне и больно и стыдно…
Она повернулась ко мне. На морщинистом лице ни капли раскаяния в содеянном. Ничего ей не больно, и ни разу не стыдно. Старушка – воровка. Битый час мне жаловалась на современные окна, потому что «фоторчница», а нынче стала «стеклопакетница», и работать ей очень сложно.
Поймана с поличным.
Была моей сокамерницей.
– Нас здесь до утра держать будут? – тихо спросила я.
– Нет, сейчас расстреляют, чтобы наверняка, – гоготнула проститутка.
Сидели втроём.
Комната была с потоками в три с половиной метра. Стены от пола до середины были выкрашены в тёмно-зелёный цвет, я бы даже сказала - умбра, выше – пожелтевшая побелка. Трёхъярусные нары с воняющими матрацами. В углу «благоухающий» грязный унитаз и покосившаяся железная раковина.
У проститутки колготки в крупную красную сетку на толстых ногах. Юбка короткая и кофточка с вырезом до пупка. А бабуля в халатике и тапочках.
Засов на двери грохнул.
– Перепёлкина. На выход! – заорал полицейский.
И я, как в кино, заложив руки за спину пошла к двери.
– Молодец, – похвалила меня воровка. – Привыкай руки правильно держать.
Меня вывели из камеры в шумный коридор. Я шла за конвоиром мимо решёток, за которыми сидели ночные бабочки, хулиганы и агрессивные пьяницы.
Мне было так стыдно. Что я низко опустила голову и ни на кого не смотрела. Краснела, бледнела, но глаз не поднимала.
Встала рядом с чёрными ботинками, которые были начищены матовым кремом. От Даяра пахло его прекрасным одеколоном и кофе.
Я закрыла глаза и опять заплакала, но теперь тихо.
Мне почему-то казалось, что он будет меня ругать. Но за место этого, Даяр снял своё пальто и накинул его на меня. Прижал к себе. Его рука поглаживала мои волосы.
И это успокаивало!
Я носом уткнулась в его плечо и замерла.
Никогда у меня не было отца. Но в этот момент я чувствовала себя накосячевшей девчонкой, которую папа вытащил из жопоньки. Собственно, так и было. Папик меня не бросил. Я ему безмерно благодарна.
– Как дела? – строго спросил Даяр, но не у меня.
– Олеся Ивановна, ваша сумка, – какой-то мужчина протянул ко мне руку. Даяр забрал мою сумку.
Не трогайте меня. Меня здесь нет. Я должна немедленно испариться, провалиться сквозь пол.
– Машину нашли, уже номера перебивали, – говорил незнакомец. – Поликарпов два раза проходил по делу об угоне. Ищем его с подельником.
– Спасибо, Миш.
– Давайте, не вляпывайтесь больше.
Даяр пожал мужчине руку и повёл меня из участка.
Была глубокая ночь. И я даже в мужском пальто мёрзла. Меня провели между машин и усадили на заднее сидение жуткого страшного внедорожника.
В салоне пахло синтетикой, дорогим ароматизатором и моим животным. Моим личным животным, которое судя по всему, мне жизнь спасло.
За рулём сидел парень кавказской национальности. Я так часто его стала видеть, что уже привыкла, и пора бы узнать его имя.
Рядом со мной сел Даяр Иванович и сразу взялся за телефон.
Не стоит считать меня деревенской лохушкой. Я попала в такую ситуацию совершенно случайно.
Мне было необходимо оправдаться перед Даяром. Не потому что меня колышило его мнение, а чтобы не думал обо мне как о легковерной.
– Я с Поликарповым четыре года знакома. Он всегда помогал мне с работой, – прошептала я. – Это было неожиданно. Я ему доверяла.
– Тем хуже для него, – ответил Даяр и гаркнул своим ужасным голосом в трубку. Начал каркать кому-то.
Ехали по сияющему огнями полупустому городу. Медленно ехали. Не спешили. По радио, что тихо играло в салоне, объявили три часа ночи.
