— Вера, ты привезла документы? — его голос четкий, строгий, и даже дражайшая супруга знала, что сейчас лучше Виктюше не мешать.
— Да, все здесь, — я взмахнула своей неизменной папкой. Сегодня внутри нее была обертка от шоколадки и пара крошек, но главное — правильно подать.
— Идем в кабинет.
Виктор Михайлович заметив встревоженность супруги, подошел и приложился к ее щеке, и только потом поманил меня за собой.
Внутри кабинета сразу же набулькал нам по пятьдесят грамм коньяка и, махом выпив, приказал:
— Рассказывай.
Легко сказать «рассказывай», особенно когда говорить больно.
— Меня Ленка подставила, — произнесла я не своим, плаксивым голосом и криво улыбнулась, чтобы сдержать слезы. Коньяк все еще грелся в моих ладонях. — Она сливала кому-то информацию, а когда ее поймали… сказала, что… что это я ее подослала.
— Пей, — выдохнул Виктор Михайлович и под его тяжелым взглядом мое горло обожгла огненная жидкость.
— Он считает, что я с вами сплю, — продолжила я. — Теперь будет под меня копать, желая выйти на заказчика. Ну и заодно потребовал, чтобы я сообщила вам о нашем расставании.
— Ой, дурак! — покачал головой Келер-старший. И в этот миг особенно бросилась в глаза их внешняя похожесть с сыном. — Что еще?
Еще? Я не могла сказать Виктору Михайловичу, что его сын принуждает меня к интиму. Не могла, потому что это так стыдно, так унизительно, гадко. И страшно, что если Келер-старший сочтет это приемлемым. А хуже, если подумает, что я сама этого желала?
— А еще где-то среди вашего персонала — крот. У Максима Викторовича есть фотографии, где мы с вами что-то обсуждаем или просто сидим близко. Ракурс очень удачно подобран — я точно помню, что мы с вами сидели на расстоянии, а снято так, как будто я к вам прижимаюсь. В те дни не было гостей. Значит, снял кто-то здесь, в доме.
— Разберусь, — Келер скрипнул зубами. — Вот же выросло… — Сжал кулаки. — Что-то еще было?
Признание рвалось из меня, но я, сцепив зубы, покачала головой.
— О чем умалчиваешь? — старший Келер уставился на меня своим давящим, пронизывающим взглядом.
— Только что предала меня младшая сестра, — тихо призналась. — Мне еще предстоит позвонить маме и как-то объяснить, что прежние отношения с сестрой не возможны.
— Ладно, иди, — сжалился Виктор Михайлович. — Если совсем туго будет, позвони моему врачу, начальнице своей. Она проконсультирует тебя и выпишет успокоина. А то вы, дамы, вроде, умные, но порой истерички истеричками.
— Спасибо! — прошептала я и выскользнула из кабинета.
Покинув шефа, я заперлась в своей комнате и вытащила телефон. Но сразу позвонить не решилась — метнулась в душ, чтобы успокоиться и прийти в себя.
Вроде бы помогло. И когда в трубке раздались гудки, я была готова беседовать. Только мама трубку не взяла трубку. Оставив звонилку на постели, снова ушла в душ. Прохладные капли успокаивали, смывали грязь, и я с удовольствием отмылась до скрипа, до раздраженно-красной кожи.
Когда посмотрела на дисплей — увидела с десяток пропущенных звонков. Нажала на дозвон и мысленно готовилась к рассказу, но мамины слова ошарашили:
— Вера! Вера! Ты ведь поможешь сестре?! — эти первые слова, с тоном ультиматума и приказа, пробили в моем хрупком спокойствии брешь. — Леночка рассказала, что у нее какие-то неприятности…
— Это у меня неприятности! Из-за нее! И не большие, а огромные!
— Вера, не держи зла на сестру. Она просто ошиблась!
— Мама! Она это сделала намерено.
— Нет, Вера, Леночка ошиблась!
— Ошиблась? — вытирая глаза ладонями, переспросила я. — А ты готова за ее ошибку расплачиваться квартирой, брать неподъемный кредит и провести старость в нищете?
На том конце повисла тишина.
— Но у меня же есть ты, — ответила мама уже не так бодро, как прежде.
— А я, мама, из-за ее ошибки, останусь без работы, с волчьим билетом и тоже нищая!
Я больше не могла разговаривать. Но прежде чем нажала на отбой, услышала мамины слова:
— Я поговорю с Леночкой!
Разговор совершенно обессилил меня, выбил почву из-под ног.
Я рухнула на кровать и залилась горькими слезами обиды.
Только долго рыдать не в моих правилась. Слезами делу все равно не помочь, поэтому надо думать о будущем.
= 13 =
Максим Келер
«Актриса, — думал я, наблюдая за Верой. Вытянувшись стрункой, она сидела передо мной шокированная, растерянная, и любому другому ее было бы даже жаль. — Очень талантливая актриса. Могла бы российское с кино поднять на новый уровень».
Будь я менее опытен… О, я бы стоял перед ней на коленях и извинялся. Не было у Веры нарочитых слез на широко раскрытых глазах, картинных заламываний рук, криков… — чем грешила ее менее опытная сестрица. Вера же показала высший класс — гордость, достоинство, смирение с обстоятельствами. Еще вымученное согласие и вынужденную покорность. Где только научилась этому?
А ведь она не просто талантливая охотница за богатым папиком. За ее строгим образом скрыто нечто большее. Забавно, если она тоже сливает информацию. Только уже с отцова компьютера.
Вера всем своим поведением показывала, кто здесь невинная овечка, а кто циничный поддонок. Что ж, я не против такого расклада. Конечно, мои девочки обычно ведут себя иначе, но… Приятное разнообразие, которое послужит на пользу моему делу.
Очень приятное разнообразие, надо признать. У Веры изумительная фигурка. Все, как надо — и грудь, и аппетитная задница, и ровные ноги… Может, привезти ее к себе и заставить ходить голой?
Вот только раньше отец западал на совсем другой тип — тощих, высоких и чтобы ребра торчали.
Неужели взяла его разнообразием?
Стоило представить, как она трахалась с отцом, почувствовал себя противно. Ни за что бы по доброй воле в это не ввязался. Но ради матери переступлю через себя. Хотя… если постараться, можно обойтись и без интима.
После ухода Веры я занялся бумагами, однако в свободные минуты мысли то и дело возвращались к изворотливой штучке.
Что ни говори, есть в ней изюминка, однако прожженного папашу не понимаю. Не юнец, столько баб переимел — пора бы остепениться на старости лет. Вообще удивительно, что у него там еще что-то работает. Так нет же. Рискует расстроить мать, которую намеренно представляет всем, как свой верный тыл. Уж не позорился бы.
Чем больше я думал обо всей этой ситуации, тем большие сомнения меня брали. А своей чуйке я привык доверять. В их разговоре с папашей чувствовалась какая-то фальшь. Да и Вера расслабилась, когда он заговорил. Значит, чего-то боялась до этого. Но чего?
Насколько увлечен загадкой, понял, когда в руке хрустнула ручка.
Досадливо швырнул ее в корзину и задумался.
В мои планы не входила скорая встреча с любовницей старого козла, однако интуиция подсказывала: упускать коварную Веру из вида нельзя. Она надумала заявить любовнику, что будет выполнять свои трудовые обязанности. Хм… Какие? Каждому понятно, что она чисто номинально занимает должность. Все дела решаются через ее зама — шустрого мужика и хорошего специалиста, а ей просто носит бумаги на подпись, которая ничего не значит. Так какой контракт? Или я чего-то не знаю?
Вероятно, придется менять линию поведения. Циничный мудак — это прекрасно, когда нужно поставить дрянь на место. Но тогда мне придется довольствоваться лишь этим. А к Вере у меня слишком много вопросов. И главный — с каких пор отец смешивает шлюх, семью и работу? Он никогда не был дураком, а, значит, тут точно что-то замешано. Тогда… мне нужен «влюбленный циничный мудак», бросающий к ногам популярные рестораны, шампанское, море цветов и дорогие подарки. Ах да, еще признание — прости, я просто влюбился и решил добиться тебя любой ценой. Если все пойдет по плану — пара встреч, и она все расскажет.